фанфик: Новое завтра

[anahata]

Название: Новое завтра;
Авторы: Рыжая шельма, anahata;
Бета: нет;
Фандом: ККМ;
Пейринг: Гюнтер/Гвендаль;
Рейтинг: R;
Жанр: флаф;
Статус: закончен;
Дисклаймер: не претендуем;
Размещение:только с разрешения авторов;
От авторов: Эта работа была написана в подарок замечательному человеку, очень хорошему и светлому, поэтому мы с огромным удовольствием дарим этот фик Манназ Надеемся, что он тебе понравится и ты не будешь сильно нас бить за обилие флафа)))



За спиной тихо хлопнула дверь спальни, раздались легкие шаги, и Гюнтер вздрогнул, когда холодные руки обняли его сзади, обжигая льдом даже через плотную ткань камзола. «Почему-то его пальцы всегда такие холодные», - подумал советник короля, разворачиваясь лицом к вошедшему и подставляя губы под требовательный, собственнический поцелуй.

***

Я соскучился – говорят твои губы, прихватывая в поцелуе мои. Мне не хватало тебя – говорят твои руки, осторожно пройдясь по груди и расстегивая на мне одежду. Я хочу тебя – говорит твое тело, подминая меня под себя, захватывая целиком и полностью, не оставляя выбора и свободы, которые, в общем-то и не нужны. Но вслух ты не произносишь ни слова, и я не знаю, что творится у тебя на душе, и не придумал ли я сам этот немой монолог. Твоя страсть, твой напор поглощают меня всего без остатка, и я уже не знаю, что руководит нами обоими и кто мы друг для друга: любовники, возлюбленные? Где начинается одно и заканчивается другое в этом безумном водовороте, в который ты бросил меня и из которого не выплыть одному? Что ты чувствуешь, Гвендаль? Кто я для тебя? Ты приходишь молча и молча же уходишь, оставив меня опустошенным, счастливым и несчастным одновременно.

Днем ты собран, сдержан, на тебе лежит ответственность за нашу страну, и видят боги, я знаю как тебе тяжело. Я вижу, как складка между бровей становится с каждым днем глубже, как усталость и вечное напряжение крадет синеву твоих глаз, но помочь тебе не в моих силах, потому что ты никому не позволяешь приблизиться к себе. Ночью что-то вырывается наружу, какая-то неутолимая жажда, не вылеченная боль, и ты приходишь ко мне за утешением, в котором не нуждаешься. А я… я просто жду ночи, когда ты хоть ненадолго становишься настоящим. И надеюсь на большее.

Днем я смотрю на тебя издалека, даже когда нахожусь рядом. Никого давно не обманывает твое напускное равнодушие, но ты привычно держишь лицо и дистанцию, и постепенно остальные привыкают к маске, не стараясь более разглядеть то, что скрывается под ней. Все, кроме меня, которому мучительно важно знать правду. Почему? Я боюсь отвечать себе на этот вопрос.

***

Как же это сложно, как не привычно. Он сейчас здесь, в моих руках, раскрасневшийся, возбужденный, неистовый и одновременно такой уязвимый и хрупкий. Я знаю, что причиняю ему боль. Слишком часто причиняю. И это не только боль физическая, но и душевная. Ему постоянно приходится сдерживать себя, не проявлять своих настоящих чувств на людях. Он делает так только ради меня, потому что я этого не хочу. Я никогда не говорил Гюнтеру об этом своем нежелании, но он понял все сам. И принял. И смирился. Но иногда, когда я сижу в своем кабинете, под завязку заваленный бумажной работой, и он приносит мне чашку чая, ставит ее на стол, а его рука, как бы невзначай, проскальзывает по моему плечу, я ощущаю, через это совершенно невинное прикосновение, всю его любовь ко мне. Это пугает.

Я всегда жил под руководством собственного разума: только на него я мог рассчитывать, только на него полагался, принимая любые решения. Даже на этот, вначале политический брак, я согласился тоже именно из-за выгодности такого союза. Со временем все стало меняться и становилось сложнее. Что-то, дремавшее глубоко внутри меня, стало пробуждаться. Оно рвалось наружу с какой-то неистовой силой, и я испугался. Впервые. По-настоящему испугался вихря этих незнакомых мне чувств. Мой разум был не в силах их контролировать, они поработили меня, связали, оставили без опоры, без почвы под ногами. Весь мой привычный мир рушился, и я ничего не мог с этим поделать. Он вошел в мое сердце, и полностью завладел всеми моими помыслами. Теперь я с нетерпением каждый раз дожидался ночи, чтобы только, наспех закончив все дела, бросится к нему. Ощутить вкус его губ, жар его объятий. Я знал, что он всегда ждет меня, всегда примет – любого. И я кидался в этот омут с головой, я хотел, чтобы это никогда не заканчивалось, а ночи, как назло, были такими короткими. И наступало утро и вновь долгие ожидания того часа, когда, наконец, смогу все бросить и примчатся к нему. Я жил только этими моментами, только перед ним я мог, пусть на краткий миг, но сбросить суровую маску и стать самим собой. Я так желал этого и одновременно боялся, что однажды сказка кончится, и я потеряю его. Мне казалось, что я не заслуживаю его любви, его доверия, его молчания. Я видел, что ему тяжело постоянно сдерживать проявления своих чувств, как день от дня он становится все печальнее, и боль разъедает его сердце. Я ничего не мог поделать, чтобы облегчить его страдания – проклятая гордыня не позволяла мне переступить через себя, через собственный искусственный образ, что создавался годами. И я молчал, а ночью пытался компенсировать свою холодность и отстраненность - страстью, но…


- Скажи мне, Гвендаль, почему?

На миг Гвендаль отстранился и вопросительно посмотрел в фиалковые глаза, в которых, уже не скрываясь, плескалась боль. Кажется, они оба дошли-таки до критической точки. Гюнтер окончательно высвободился из объятий Гвендаля и сел в кровати.

- Почему ты со мной? Я уже ничего не понимаю, Гвен. Пожалуйста, ответь, кто я для тебя? Ты со мной только потому, что это просто удобно, всегда иметь под рукой кого-то, кто будет безропотно выполнять все твои желания, ночами согревать постель, а днем приносить горячий чай, быть всегда обходительным и осторожным, чтобы никто ничего не узнал. Но ведь у меня тоже есть желания, есть чувства, и я хочу знать, что не безразличен тебе, что ты со мной не только потому, что должен… Что я тоже что-то для тебя значу. Ты всегда так холоден днем, а ночью…

На миг в душу цепкими когтями впивается страх. Голос Гюнтера звучит с явными нотками усталости и безразличия, его голова опущена и пустой взгляд направлен в никуда. Он сдается, он отпускает… Нет, нет… если сейчас ничего не предпринять, то все разрушится, ничего не останется, все будет кончено.

Не дав Гюнтеру возможности договорить, произнести вслух, те самые страшные слова, Гвендаль быстро прикрыл его рот рукой. Фон Вальде ничего не сказал в ответ, но что-то изменилось. Взгляд синих глаз стал мягким, теплым, наполненным нежностью. Гюнтер с изумлением наблюдал, как Гвендаль медленно опускается на подушки и свободной рукой притягивает его к себе…

***

Глаза широко распахиваются от изумления, когда я понимаю, чего ты хочешь. Это не возможно, не реально, так не может быть. Но ты притягиваешь меня к себе, целуя так, что исчезают последние сомнения, уступая место пьянящей эйфории. Осторожно, как бесценный подарок, я освобождаю тебя от одежды, наскоро избавляюсь от своей и вспыхиваю до ушей под твоей чуть ироничной усмешкой.

- Не спеши, впереди вся ночь, - шепчешь ты в мое ухо прежде, чем попробовать его на вкус языком, щекоча влажным дыханием кожу.

Еще не веря, я провожу руками по твоему телу, заставляя чуть слышно застонать, и тут же заглушив стон поцелуем. Твои пальцы легонько ласкают пряди моих волос, а потом поднимаются выше, гладя щеки, лоб, касаясь висков и откидывая с лица длинную челку. Твой взгляд придает мне уверенности, и я мягко укладываю тебя на спину, целуя шею, грудь, лаская чувствительную кожу внизу живота, стараясь не спешить, продлить эту пытку, под которой ты теряешь привычное самообладание и, запустив пальцы в мои волосы, притягиваешь меня к себе как можно ближе. Мне нравится видеть тебя таким. Нравится не получать, а дарить тебе свою страсть, наслаждение и любовь; смотреть как меняется твое лицо; тает, уходя в небытие, ледяная маска, только на эту ночь, открывая тебя настоящего.

Я не знаю, что будет завтра, когда иллюзия растает вместе с ночным покровом, и мне все равно, потому что сейчас есть только твои глаза, полыхающие страстью, только мои руки и губы, исследующие твое тело в новом, недоступном ранее познании. Есть только ты и я, одинаково жаждущие большего, берущие и дарящие себя без остатка. Наверное, это и есть любовь, когда, несмотря на боль, ты выгибаешься мне встречу, а я замираю, не двигаясь, давая тебе привыкнуть и стараясь уменьшить дискомфорт от вторжения. Или тот туман в голове и искры, когда наслаждение уже захватывает нас целиком, сладкой патокой накрывая сознание от каждого прикосновения, каждого движения, каждого стона. И не разобрать, где начинается твое блаженство и заканчивается мое, слившись в одно единое целое.

Хриплый, срывающийся голос что-то шепчет неразборчиво, но каким-то шестым чувством я знаю, что ты произносишь мое имя прежде, чем окончательно потерять контроль, увлекая меня за собой. Я не знаю, что будет завтра, но сейчас нет ничего важнее тебя, расслабленно лежащего рядом и твоих, наконец-то теплых, ладоней, устало гладящих мои плечи. Сил хватает только на то, чтобы натянуть на нас обоих одеяло, прежде чем провалиться в сон, в котором нет места страхам и сомнениям. Я не знаю, что будет завтра, но сегодня у меня есть надежда…

***

Еще не открыв глаза и даже окончательно не проснувшись, Гюнтер понял, что в кровати он находится один. Магия вчерашней ночи кончилась, разбившись о действительность нового дня. Что ж, надежда действительно была призрачной и безумной. К горлу подкатился противный ком, и, чтобы удержать рвущиеся наружу непрошенные слезы, фон Крайст перекатился на живот, пытаясь уткнуться лицом в подушку. В руки как будто вонзился миллион иголок. Подскочив от неожиданной боли, Гюнтер сел, открыл, наконец, глаза и замер в изумлении. Вся постель была покрыта ярко красными крупными розами, не оставившими ни одного свободного места на покрывале и подушках. Советник зажмурился, потряс головой и, потеряв равновесие от резкого движения, оперся рукой о кровать, напоровшись на очередной шип. Резкая боль привела в чувство, вернув ощущение реальности, в которой что-то поменялось к лучшему.

- Никогда бы не подумал, что ты романтик и будешь признаваться в любви на языке цветов, – тихо прошептал он, беря в руки и прижимая к губам кроваво красные лепестки…

***

Сад, и я вижу его среди благоухающих роз. Он присел на колени и с какой-то особой нежностью гладил алые бутоны. На его лице улыбка – значит, мое послание достигло его сердца. Страха больше нет. Вместо него мою грудь заполнила до краев нежность, это чувство теплоты и радости, лишь от простой возможности видеть его, только от осознания того, что он есть, он существует в моей жизни. Любимый, желанный, родной - я так долго шел к этому пониманию. Нет ничего страшного в том, чтобы дарить свою любовь или показывать ее на людях. Это не слабость, а сила. Любящие друг друга становятся сильнее и им легче идти по жизни, легче преодолевать препятствия вместе. Каким же я был слепым! Мне просто нужно было довериться тебе, сдаться, усмирить свою гордыню и позволить не только брать, но и отдавать так же много, а может быть и больше.

Я подхожу к нему ближе, он встает и на мгновенье замирает. И этого достаточно, мои руки обнимают его за шею, бережно и нежно разворачивают к себе. Я смотрю в его фиалковые глаза и вижу в них замешательство напополам с робкой надеждой. Чуть заметная улыбка сама собой появляется на моем лице, и я целую эти нежные губы, ощущая как его руки, сначала нерешительно, недоверчиво, обнимают меня, ладони скользят по спине и уже уверенно освобождают мои волосы от ленты. И мне уже глубоко наплевать, что в саду в это раннее утро мы не одни.