Этот мир - странное место: никогда не знаешь, что тебя ждет за следующим поворотом…
Название: Теплые коты ( является сиквелом "Бликов")
Автор: anahata (Esfiry)
Бета: Al Camiri
Жанр: романтика, капелька агнста(куда ж мы без него
), но ХЭ в конце) ПОВ Дани и ПОВ Паши, плюс кое-что от третьего лица (вот так странно и бессистемно оно написалось))
Рейтинг R
Категория: ориджинал
Статус: закончен
Размер: мини
Главные герои: Павел, Даня и коты))
От автора: кои, хочется просто посвятить этот рассказ тебе) Пусть он хоть частично сможет поднять тебе настроение, своими забавными моментами, а на грустные - не обращай внимания, по возможности)
И снова букеты цветов бете

читать дальше
– У тебя ладони замерзли. Ты опять забыл перчатки дома.
– Мне не холодно, да и идти до остановки всего пару минут.
– Угу, а потом? Как ты из студии пойдешь, ведь вечером будет гораздо прохладнее, а ты должен беречь свои руки? Подожди, я сбегаю за ними, ведь мы не успели далеко уйти от дома.
– Паш, не надо. Правда, все в порядке, мне ни капельки не холодно.
Однако темноволосый юноша его уже не слушал, твердым и быстрым шагом направляясь в ту сторону, откуда они пришли пару минут назад.
– Я скоро, просто дождись меня! – бросил он на ходу.
«Он всегда такой – слишком беспокоится и слишком оберегает…» - подумал про себя юноша. На его губах играла неясная полуулыбка, а синие глаза лучились теплом и робкой надеждой, когда он провожал взглядом высокую стройную фигуру в коричневом пальто. «Он обязательно вернется да еще и перчатки выберет самые теплые…»
Тонкие пальцы и правда окоченели, обветрились на холодном осеннем воздухе, но он не обращал на это никакого внимания. Задрав голову кверху, юноша посмотрел на бесконечно высокое небо. Проплывающие мимо кучевые облака, словно в зеркале, отражались в огромных синих глазах, слегка прикрытых длинными прямыми ресницами. Он просто ждал его, наблюдая за небом…
***
Я никогда не любил кошек, и они отвечали мне взаимностью. Коварные твари… Казалось, что эти малые представители семейства кошачьих методично и целенаправленно преследовали меня, так же как я, в свою очередь, всеми силами старался избегать их, но тщетно. В нашей семье всегда жили кошки, и мне волей-неволей приходилось мириться с их существованием в доме, ибо мать и сестра просто обожали наших «пушистых, нежных и ласковых зверей» Конечно, «ласковых» и «нежных»! Вот только, оставаясь со мной наедине, что, по счастью, случалось нечасто, эти твари предпочитали почему-то быть больше зверьми. Они словно испытывали некое изощренное удовольствие, постоянно изводя меня своими выходкам.
Теперь у нас их было аж двое – кошка и кот – Тереза и Максимилиан – сестрица постаралась с именами. Пока они были котятами, все ограничивалось лишь невинными шалостями, но чем больше они взрослели, тем более хитроумными и изобретательными становились их проделки. Тереза постоянно взывала к моим чувствительным нервам в самый неподходящий момент, когда на носу была очередная контрольная или приближалась сессия, и я усиленно готовился к экзаменам. Кошка буквально разрывала тишину надрывными криками и требовательным скрежетом в дверь, когда я, уединившись от всех в своей комнате, отчаянно пытался сосредоточиться на учебе. Максимилиан, как истинный джентльмен, все делал втихаря, но не менее эффективно. Стоило только зазеваться и забыть спрятать обувь, как в ней тут же оказывалась лужа внушительных размеров, а кот, всегда оставаясь поблизости, но на безопасном расстоянии, всенепременно наблюдал за моими попытками отчистить ее от «скверны». Макс сидел, гордо подняв голову, прищурив наглые желтые глазищи, и слегка помахивал пушистым серым хвостом. В подобные моменты мне отчаянно хотелось просто придушить его! А когда тот самый Макс однажды исполосовал в клочья мои чертежи к зачетной сессии, по роковой случайности оказавшиеся в поле досягаемости его острых коготков и зубов, только сестра, вцепившись в меня обеими руками и повиснув на шее, не дала мне выкинуть этого чертенка, явившегося в образе кота, на улицу.
Но шло время, и мы кое-как стали привыкать и приноравливаться друг к другу. Между мной и кошками даже образовалось некое подобие перемирия, когда случилось непоправимое.
Тереза и Макс, достигнув нужного возраста, стали испытывать друг к другу, совершенно определенного рода интерес и не просто интерес – у них это выходило как-то по-особенному, почти по-человечески. Кот долгое время действительно просто ухаживал за дамой своего сердца прежде, чем «сделать ей предложение». Сестра очень долго смеялась над моими измышлениями по поводу наших кошек, когда я поделился с ней своими наблюдениями.
– Братик, а ведь ты очень любишь наших пушистиков, правда? Ну, признайся же, наконец, – лукаво прищурившись, произнесла сестрица.
– Ничего подобного! Просто констатирую факт, – сурово ответствовал я, собираясь уходить в университет.
Сестра ничего больше не сказала, пока я не вышел за дверь.
Но я успел услышать оброненные ей слова:
– Угу, как же! Факт он констатирует, видел бы ты выражение своего лица, когда рассказывал мне о них.
Тереза готовилась стать мамой, и уже вот-вот должны были появиться на свет котята, как Макс внезапно пропал. Его не было целых две недели. Сестра и мать уже все дворы близлежащие обыскали, даже объявление в газету давали, но Макса так и не нашли. Кот сгинул окончательно и бесповоротно. Тереза тосковала, плохо ела, шерсть и некогда яркие, полные жажды жизни глаза потускнели. Она не играла и целыми днями бродила по квартире словно призрак, так выражая свою тоску по исчезнувшему любимому.
Роды были трудными и тяжелыми. Из-за постоянного недоедания и депрессии Тереза не смогла перенести их, и, произведя на свет двоих слабеньких котят, испустила дух в тот же вечер.
Сестра и мама были безутешны, да и мне, признаться, тоже было жаль это красивое и умное животное. Только сейчас я осознал, что действительно привязался к ним, к ним обоим, и с их уходом стало как-то очень пусто в доме и…на душе. Привязанности будь то к животным или к людям очень редко оканчиваются благополучно – ведь рано или поздно все равно приходится расставаться с теми, кого любишь, а это причиняет боль.
Было очень скверно на душе, когда на следующее утро я пришел в университет. Я не мог сосредоточиться абсолютно ни на чем и все пять пар сидел, словно в воду опущенный.
Толик был тем, кто пригласил меня после лекций на ту вечеринку.
– Мужик, кончай хандрить! Я не знаю, что там у тебя случилось, да это и не важно, но сегодня ты не отвертишься! Ко мне из Венгрии приезжает очень хороший друг. Его зовут Радек. Он большой ценитель искусства и великолепно играет на скрипке – настоящий современный Паганини, правда-правда!
Я окинул хмурым взглядом Толика, одновременно пытаясь вырваться из его крепких дружеских объятий (рыжий был весьма массивным товарищем и не всегда соизмерял силу своих объятий с возможностью других перенести ее, без особого ущерба для здоровья) и произнес:
– Мне неинтересна эта тема, ты же знаешь.
Толик почесал в затылке и протянул задумчиво:
– Нууу, ты же, кажется, живопись любишь, причем вкус у тебя надо сказать…своеобразный.
Я одарил друга красноречивым взглядом, так что он тут же умолк.
Только Толик знал об этом. Я как-то рассказал ему про те картины, на которые случайно наткнулся в Интернете и которые поразили меня до глубины души. Я смотрел и не мог оторваться. Сюжеты были довольно спорными – картины не были традиционными по многим параметрам, и вряд ли их можно было увидеть на обычных художественных выставках. Изображали они, в основном, мужчин в довольно откровенных позах с необычными то тут-то там мелькающими белыми пятнами, очень похожими на световые блики. Во мне эти картины вызвали странный трепет и подспудное желание познакомится с автором этих работ. Особенно сильные эмоции я испытывал, когда смотрел на картины с изображением белокурого юноши с длинными прямыми волосами – при взгляде на них, буквально кожей чувствовалось особое отношения автора к этому персонажу, столько нежности и…грусти было в этих рисунках.
– Окей, замнем это! - вдруг резко прервав мои размышления самым тривиальным образом, ответствовал Толик, ощутимо хлопая по плечу своей огромной ручищей. – Но я все равно буду тебя ждать вечером у себя. Радек говорил, что у него есть друг художник, он тоже будет сегодня на вечеринке.
Этот друг немного странный парень, – тут он выдержал некую паузу, и тщетно пытаясь скрыть лукавую улыбку, продолжил:
– Думаю, у тебя с ним будет, о чем поговорить и что обсудить. Так что приходи, не пожалеешь.
«…приходи не пожалеешь…» В таком-то паршивом настроении?... Но, как ни странно, словно бы что-то толкнуло меня на выходе из университета повернуть налево по направлению к дому Толика, а не направо – к собственному дому.
***
Вечеринка была в самом разгаре, когда кто-то из гостей попросил Радека сыграть. Он с улыбкой кивнул, соглашаясь продемонстрировать свое мастерство собравшейся публике. Разом все погрузилось в благоговейную тишину, только лишь скрипке разрешалось прерывать ее своими чарующими звуками. Мелодия лилась плавным потоком, заполняя собой окружающее пространство. И мне просто захотелось выйти, чтобы привести дух и выпить воды. Мы совершенно неожиданно оказались одни в узком пространстве чужой кухни. Он был высоким, стройным с темными почти черными волосами и очень интересного цвета глазами – насыщенно серыми с яркой очерченной синей каймой по самому краю радужкой.
Я еще раньше обратил на него внимание, как только переступил порог этой квартиры вместе с Радеком.
Он был моим другом – лучшим другом. Мы познакомились в Интернете около пяти лет назад. Именно он был тем, кто вытащил меня из глубокой депрессии по поводу моей первой сильной и несчастной влюбленности. Радек был таким же, как я, и поэтому очень хорошо понимал мои чувства в тот момент. Спустя примерно месяц виртуального общения Радек, выкроив специально время из своего плотного графика постоянных концертов и репетиций, прилетел ко мне в гости. Возможно, что-то почувствовал. И, надо сказать, это пришлось как нельзя к стати, ведь нервы мои тогда были на пределе, еще бы чуть-чуть… Но ничего страшного не произошло и все благодаря ему.
У меня был секс с ним, обыкновенный без дальнейших обязательств или чего-то там. Это устраивало обоих. Я дал себе обещание, что никогда не буду привязываться впредь. Легкий флирт, отношения на одну ночь – такое вполне меня устраивало, но только не те глубокие чувства, что затрагивают саму основу существования. Я просто не хотел больше испытывать ту жуткую боль, когда рвутся привязанности и приходится прекращать отношения. Уж лучше пусть они все будут поверхностными, не затрагивающими глубинную суть. Возможно, это было трусливо и эгоистично с моей стороны, но так мне было легче. Радек все понял и принял как есть. Его вполне удовлетворяла роль моего лучшего друга, и это ничуть не мешало нам поддерживать теплые, дружеские отношения на протяжении всех этих лет.
Радек, как всегда, лучезарно улыбался, когда хозяин квартиры, широкоплечий рыжий здоровяк с энтузиазмом и не скрываемой радостью представлял нас обоих своим гостям. Среди столпившихся в дверях я увидел его и…мое сердце сразу же замерло на один единственный бесконечно долгий миг, а затем забилось с удвоенной силой. Он был совершенно не похож на мою прежнюю любовь, абсолютная его противоположность, но я впервые ощущал нечто подобное за долгие пять лет. Эта неожиданная встреча, мгновенно выбила меня из колеи моего теперешнего размеренного и одинокого существования.
Нас познакомили. Его звали Павел или просто Паша. Когда я пожимал его руку в знак приветствия, то очень старался ничем не выдать своего состояния, я даже попытался улыбнуться в ответ. Видимо, он тоже испытывал некую неловкость, поэтому его улыбка показалась мне несколько натянутой и неестественной. Мы весь вечер избегали оставаться наедине друг с другом. Однако волею судьбы, когда вечеринка только-только стала набирать обороты, мы столкнулись на кухне. Я пришел туда за бутылкой воды, чтобы утолить внезапно возникшую жажду. Он уже был там. Стоял около окна и задумчиво смотрел на ночной город. Я застыл на месте, будучи не в силах и шага ступить. Паша повернулся ко мне лицом. Секундное обоюдное замешательство, а потом его теплая улыбка, от которой зарябило в глазах и защемило в груди.
Видимо, нам просто нужно было остаться наедине, чтобы избавится от неловкости и начать общаться. У нас сразу же нашлись общие темы для разговора. Паша много и долго рассказывал о своих кошках. Это были очень забавные истории, но под конец он вдруг резко перестал говорить и как-то весь осунулся и погрустнел.
- Что-то случилось? - рискнул я задать вопрос.
Он усмехнулся и, проведя ладонью по лицу, невесело произнес:
- Наверное, это выглядит глупо – взрослый парень, который так переживает по поводу смерти кошек. Забавные они были…оба и Тесс и Макс…– и словно бы про себя добавил: – Теперь вот двое котят осталось…совсем малыши, слепые еще… Их бы выкормить, но мать и сестра так переживают за предыдущих, что вряд ли справятся с обязанностью няньки… Погибнут они, видимо…
В тот момент я просто не знал, что сказать ему на это. Утешить? Показалось, что не к месту это будет и не ко времени, я просто чувствовал, что Павел не обрадуется подобному «благородному» жесту с моей стороны.
Он ведь тоже переживал и сильно, но очень боялся показать это, всеми силами, сдерживая свои истинные эмоции, стараясь казаться равнодушным, даже холодным. Это напомнило мне меня самого. А ведь мы с ним действительно очень похожи.
Единственное, что пришло мне тогда на ум – просто сменить тему разговора.
Затем мы говорили об искусстве, художниках и их картинах, и даже о технике рисования. Паша оказался весьма подкованным в этом деле, интересным собеседником. Под конец он так разоткровенничался, что рассказал мне о картинах, что видел в Интернете, и которые произвели на него неизгладимое впечатление. Когда же я попросил чуть более детально их описать, мне чуть не стало плохо. Он описывал…мои картины.
***
Он назвал их Небо и Солнце – тех двоих, что, несмотря на все перипетии, выжили и смогли стать довольно крепкими, упитанными серыми сорванцами, проводившими все свое время за невинными пока шалостями и игрой. Что ни говори, но наученный горьким опытом, я весьма опасался, что два серых братца пойдут характером в мать и отца и «возненавидят» меня «лютой ненавистью». Однако, хвала кошачьему Богу, такого не произошло! Эти парни любили сами и были очень нежно любимы нами, ведь именно они явились причиной того, что сейчас мы были вместе.
Впервые в жизни я был так бессовестно счастлив, идя обратно домой за его перчатками. Ноги сами ускоряли шаг, ведь чем быстрее я доберусь до дома, тем быстрее вернусь назад к нему.
Появившись так внезапно, ворвавшись в мою жизнь словно ураган, он перевернул все с ног на голову. После той памятной вечеринки, когда мы проговорили всю ночь напролет на кухне, общаясь, узнавая друг друга и все больше сближаясь, на следующий день я уже имел полное право пригласить его к себе домой посмотреть на котят, тем более что он сам же ранее и выразил подобное желание.
Еще большую радость и приятное удивление у меня вызвал тот факт, что, оказывается, мы с ним живем в одном городе, более того – мы соседи! Наши дома располагались чуть ли не напротив друг друга! И как это так получалось, что мы не сталкивались с ним раньше! Но теперь все это было не столь важно.
Он действительно проникся глубоким состраданием к двум несчастным малышам, оставшимся без родителей, и предложил взять их на время к себе, пока мои родственники не успокоятся и окончательно не смирятся с потерей предыдущих домашних любимцев.
После непродолжительных переговоров с сестрой и матерью было решено отправить котят к моему новому другу. К тому же он очень приглянулся как моей родительнице, так и сестрице, которая не сводила с него глаз, пока тот гостил у нас дома. Однако ничего кроме легкого флирта между ними не было да и быть не могло. Как я потом узнал, он не испытывал никакого влечения к лицам противоположного пола, и это меня не испугало, не оттолкнуло, скорее наоборот – позволило сблизиться с ним настолько, насколько это было возможно.
***
Паша приходил чуть ли ни каждый день, под предлогом увидеть котят, а я всякий раз старался успокоить бешено колотившееся сердце, когда он оказывался в непосредственной близости от меня. Боже, как же мне иной раз хотелось коснуться его, лишь кончиками пальцев провести по щеке, дотронутся до губ, спустится ниже по подбородку, а затем приблизиться и поцеловать прямо в губы! Умом я понимал, что это запретные мечты и желания; что я опять испытаю боль, как только позволю себе слегка расслабиться и потерять контроль; что он может не понять и не принять; что я просто могу потерять его даже как друга, а это было равносильно еще одной «смерти» для меня. Я не хотел испытывать подобного больше, но буквально сходил с ума, если мы не виделись хотя бы день. Это чувство было в миллионы раз сильнее того самого первого, еще не оформленного, слишком наивного и детского. Теперь же я просто сгорал от желания и тоски по нему каждый раз, оставаясь наедине с самим собой, особенно по вечерам. Именно тогда два брата, два подросших котенка, подаренные мне самой судьбой или, быть может, самим роком, неожиданно оказывались рядом с двух сторон и, положив симпатичные мордочки мне на грудь, беспрерывно мурчали что-то лирично-успокаивающее. И я, запустив пальцы в темную теплую шерсть, старался не думать ни о чем постороннем. Они были теплые – эти коты. Приняв решение, я с нетерпением дожидался вечера следующего дня.
***
Это уже стало традицией – после лекций приходить к нему. Предлог был весьма благовидный – проведать котят. Он жил один в двухкомнатной квартире, родители перебрались за город, где было больше свежего воздуха. Его мать не отличалась крепким здоровьем, и поэтому они с отцом решили, что уж лучше будут жить на природе, благо в загородном доме условия для постоянного места жительства имелись, даже весьма комфортные.
В этот вечер я намеренно замедлил шаг, идя уже давно заученным маршрутом. Странное предчувствие чего-то глобального, что полностью изменит всю мою жизнь, сдавливало живот тугим узлом. Сильный страх перед неизвестностью заставлял меня двигаться все медленнее, пока я совсем не остановился. Я поднял голову и посмотрел в окно на втором этаже. Там горел свет. Он ждал моего прихода, хоть было уже довольно поздно. Сильное желание развернуться и уйти завладело сейчас всем моим существом, но я продолжал стоять, бездумно пялясь в окно. Неизвестно, сколько бы я простоял так, но вдруг занавеска дернулась, и на подоконнике появился сначала один, а вскоре и второй кошачий силуэт. Они сцепились между собой в шутливом поединке и в ту же минуту исчезли из вида, свалившись с подоконника внутрь комнаты.
Стальные тиски, сжимающие сердце и скручивающие живот, внезапно разжались, и я вздохнул с облегчением. Это был благоприятный знак – наши коты, значит, все будет хорошо.
***
В тот вечер я все ему рассказал: и про картины; и про то, кто я такой; про свою нетрадиционную ориентацию…не сказал лишь самого главного…просто не успел.
Паша не спросил ни о чем больше, он даже не дал мне договорить, а просто протянул руку и решительно коснулся пальцами моего рта, заставляя замолчать.
– Ты очень много сегодня говоришь, и это тебе не на пользу. Позволь сказать теперь и мне. Знаешь, ведь мне в сущности все равно, что было у тебя в прошлом; все равно, что ты рисовал и все еще рисуешь подобные картины, частенько изображая на них своего бывшего любовника…
– Не перебивай и не оправдывайся, – продолжал он, – я видел их в твоей комнате – рисунки были совсем свежие... Выслушай меня до конца. Мне все равно, что обо всем этом будут думать окружающее. По правде говоря, мне просто начхать на их мнение! Знаю лишь одно: то, что испытываю к тебе – реальное и очень глубокое чувство. Что было в прошлом, меня не касается. Главное, что есть сейчас, ты согласен? Я предлагаю тебе забыть, наконец, о нем, и начать все заново…вместе со мной. Черт возьми, просто перестань рисовать этого белобрысого урода!
Он ревновал, действительно ревновал меня к нему, к моему прошлому, точнее к тени прошлого, которая поблекла, потрепанная временем, и сейчас норовила исчезнуть совсем. Какой же ты дурак!
Я сделал несмелый шаг в его сторону.
Серые глаза, обращенные на меня. Их взгляд – упрямый и злой, но с болью, скрываемой с трудом.
Руки сами обвили его шею, и я изо всех сил потянулся к нему, стараясь прижаться как можно плотнее к его телу, ощущая его тепло, будучи уже не в силах скрывать собственное безумное желание. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что я не один находился на пределе. Понявшие, что хотим одного и того же, дорвавшиеся, наконец, друг до друга, сшибая косяки и двери, в мгновенье ока мы оказались в спальне. Одежда была буквально содрана с разгоряченных тел и тут же позабыта, бесполезной грудой валялась на полу.
Коты, в раз притихшие, сидя под столом, лишь наблюдали в немом изумлении за двумя людьми, окончательно потерявшими счет времени и ощущение реальности.
***
Он подошел неслышно сзади и, обняв, вздрогнувшего от неожиданности юношу, прошептал прямо над ухом:
– Даня, а вот и я. Спасибо, что дождался.
Тот медленно развернулся в кольце бережно удерживаемых его рук и в тщетной попытке казаться недовольным (сияющие глаза его выдавали) произнес:
– Если бы не дождался, ты бы точно закатил истерику. Ведь когда я в прошлый раз, забыл зонтик, то ты примчался ко мне в студию через весь город, чтобы только передать его, и затем я вынужден был выслушивать целую лекцию о том, что совершенно не забочусь о своем здоровье… Спасибо, мне такого счастья больше не надо.
– Ты, определенно, несносный мальчишка, – хмыкнул тот, пряча улыбку, и легко коснулся его губ своими. – Но я действительно рад, что ты не ушел и дождался.
Даня покраснел, и было то не от легкого утреннего морозца, что покусывал щеки в прохладные дни поздней осени.
– Пожалуйста, не делай так больше, – произнес он полушепотом. – Нас могут увидеть.
– И что с того? Пусть все знают, что…
– Нет! – Даня быстро приложил палец к его губам, пресекая дальнейшее высказывание. – Ты ничего не понимаешь. Я не хочу, чтобы у тебя возникли какие-либо неприятности из-за меня…
– Дурень… – Его ласково потрепали по каштановым кудрям, словно какого-то мальчишку! Даня до сих пор выглядел не старше двадцати лет: хрупкий на вид, с тонкой, изящной костью и красивыми утонченными чертами лица. Но обращаться с ним как с подростком – это задевало самолюбие уже состоявшегося художника.
Он безошибочно улавливал любое малейшее изменение в эмоциональном состоянии любовника и теперь, быстро надев на озябшие ладони перчатки, Паша еще раз чмокнул того в губы и побежал дальше по дороге. Даня изумленно смотрел ему в след. Паша обернулся и снова крикнул уже на ходу:
– У меня времени нет, если не потороплюсь, опоздаю на пару. До вечера!
Вечером, расположившись на диване в гостиной, предварительно положив на его край небольшую стопку книг, а затем, взяв из нее одну, Даня усиленно делал вид, что полностью погружен в увлекательное чтение и ничего вокруг не замечает. Небо и Солнце по обыкновению пристроились рядом с хозяином и мурлыкали на два голоса, жмурясь от удовольствия. Как только послышался характерный звук открывающейся двери, юноша еще больше сконцентрировался на процессе чтения. Его левая рука нервно нашарила пушистый кошачий живот, а гибкие пальцы зарывшись в мягкую, теплую шерсть, стали бездумно выводить нелепые узоры. Небо, а это был именно он, всхрапнул от удовольствия и еще сильнее и интенсивнее замурчал, видимо, в попытке перемурчать брата.
Паша подошел неслышно и, скинув пиджак, не говоря ни слова, медленно опустился на краешек дивана. Даня упрямо игнорировал его присутствие, все еще дуясь из-за утреннего происшествия с перчатками. А вот коты по бокам, явно были заинтригованы, да так, что разом прекратили свои задушевные песенки и во все глаза уставились на вновь прибывшего. Не теряя времени даром, Паша наклонился и одним легким молниеносным движением, очень похожим на кошачье, оказался лежащим на груди у Дани. Этот маневр да еще и внушительная тяжесть оказавшегося сверху тела заставили-таки последнего обратить внимание на нарушителя спокойствия.
– Что ты делаешь?
– М? Так ничего особенного. Не обращай на меня внимание, просто изображаю кота, даже помурлыкать могу для разнообразия. Хорошо им живется, они могут когда угодно полежать у тебя на груди… – и слегка обиженно продолжил:
–Я тоже хочу…
– И думать забудь, – насупился Даня и снова уставился в книгу, всеми силами стараясь сдержать рвущийся наружу смех.
Солнце тем временем уже важно заползал на спину несчастного, до крови впиваясь своими цепкими коготками прямо в кожу, но Паша мужественно терпел эту пытку – так не хотелось прерывать момент близости и внезапно создавшегося доверительного настроя. Юноша уже успел просунуть одну руку под спину любовника, а другой легонечко чесал мордашку похрюкивающего и попискивающего от удовольствия Неба.
– И долго ты собираешься читать перевернутую книгу? – спросил Паша внезапно.
Даня вздрогнул, и, закусив губу, упрямо произнес:
– Так долго, как захочу… Может это у меня тренировка специальная такая, чтобы овладеть нестандартным взглядом на вещи?...
Однако юноша сам не заметил, как левая рука, что до этого гладила кота, сама скользнула на спину к Паше, обнимая, легонечко прижимая к себе и будто бы удерживая на месте.
– Ну, все, хватит! – Вдруг произнес тот, резко вырывая из рук книгу и откидывая ее в сторону.
Серые глаза потемнели, зажглись, сияя мрачным пламенем. Паша наклонился и поцеловал упрямца прямо в губы, требовательно, заставляя забыть обо всем на свете. Руки Дани скользнули к коротким темным волосам и тут же зарылись в жесткой шевелюре.
Паша оторвался на миг от столь вожделенных губ лишь для того, чтобы тихо, но уверенно произнести:
– Еще утром я хотел сказать, что люблю тебя…
Автор: anahata (Esfiry)
Бета: Al Camiri
Жанр: романтика, капелька агнста(куда ж мы без него

Рейтинг R
Категория: ориджинал
Статус: закончен
Размер: мини
Главные герои: Павел, Даня и коты))
От автора: кои, хочется просто посвятить этот рассказ тебе) Пусть он хоть частично сможет поднять тебе настроение, своими забавными моментами, а на грустные - не обращай внимания, по возможности)
И снова букеты цветов бете


читать дальше
– У тебя ладони замерзли. Ты опять забыл перчатки дома.
– Мне не холодно, да и идти до остановки всего пару минут.
– Угу, а потом? Как ты из студии пойдешь, ведь вечером будет гораздо прохладнее, а ты должен беречь свои руки? Подожди, я сбегаю за ними, ведь мы не успели далеко уйти от дома.
– Паш, не надо. Правда, все в порядке, мне ни капельки не холодно.
Однако темноволосый юноша его уже не слушал, твердым и быстрым шагом направляясь в ту сторону, откуда они пришли пару минут назад.
– Я скоро, просто дождись меня! – бросил он на ходу.
«Он всегда такой – слишком беспокоится и слишком оберегает…» - подумал про себя юноша. На его губах играла неясная полуулыбка, а синие глаза лучились теплом и робкой надеждой, когда он провожал взглядом высокую стройную фигуру в коричневом пальто. «Он обязательно вернется да еще и перчатки выберет самые теплые…»
Тонкие пальцы и правда окоченели, обветрились на холодном осеннем воздухе, но он не обращал на это никакого внимания. Задрав голову кверху, юноша посмотрел на бесконечно высокое небо. Проплывающие мимо кучевые облака, словно в зеркале, отражались в огромных синих глазах, слегка прикрытых длинными прямыми ресницами. Он просто ждал его, наблюдая за небом…
***
Я никогда не любил кошек, и они отвечали мне взаимностью. Коварные твари… Казалось, что эти малые представители семейства кошачьих методично и целенаправленно преследовали меня, так же как я, в свою очередь, всеми силами старался избегать их, но тщетно. В нашей семье всегда жили кошки, и мне волей-неволей приходилось мириться с их существованием в доме, ибо мать и сестра просто обожали наших «пушистых, нежных и ласковых зверей» Конечно, «ласковых» и «нежных»! Вот только, оставаясь со мной наедине, что, по счастью, случалось нечасто, эти твари предпочитали почему-то быть больше зверьми. Они словно испытывали некое изощренное удовольствие, постоянно изводя меня своими выходкам.
Теперь у нас их было аж двое – кошка и кот – Тереза и Максимилиан – сестрица постаралась с именами. Пока они были котятами, все ограничивалось лишь невинными шалостями, но чем больше они взрослели, тем более хитроумными и изобретательными становились их проделки. Тереза постоянно взывала к моим чувствительным нервам в самый неподходящий момент, когда на носу была очередная контрольная или приближалась сессия, и я усиленно готовился к экзаменам. Кошка буквально разрывала тишину надрывными криками и требовательным скрежетом в дверь, когда я, уединившись от всех в своей комнате, отчаянно пытался сосредоточиться на учебе. Максимилиан, как истинный джентльмен, все делал втихаря, но не менее эффективно. Стоило только зазеваться и забыть спрятать обувь, как в ней тут же оказывалась лужа внушительных размеров, а кот, всегда оставаясь поблизости, но на безопасном расстоянии, всенепременно наблюдал за моими попытками отчистить ее от «скверны». Макс сидел, гордо подняв голову, прищурив наглые желтые глазищи, и слегка помахивал пушистым серым хвостом. В подобные моменты мне отчаянно хотелось просто придушить его! А когда тот самый Макс однажды исполосовал в клочья мои чертежи к зачетной сессии, по роковой случайности оказавшиеся в поле досягаемости его острых коготков и зубов, только сестра, вцепившись в меня обеими руками и повиснув на шее, не дала мне выкинуть этого чертенка, явившегося в образе кота, на улицу.
Но шло время, и мы кое-как стали привыкать и приноравливаться друг к другу. Между мной и кошками даже образовалось некое подобие перемирия, когда случилось непоправимое.
Тереза и Макс, достигнув нужного возраста, стали испытывать друг к другу, совершенно определенного рода интерес и не просто интерес – у них это выходило как-то по-особенному, почти по-человечески. Кот долгое время действительно просто ухаживал за дамой своего сердца прежде, чем «сделать ей предложение». Сестра очень долго смеялась над моими измышлениями по поводу наших кошек, когда я поделился с ней своими наблюдениями.
– Братик, а ведь ты очень любишь наших пушистиков, правда? Ну, признайся же, наконец, – лукаво прищурившись, произнесла сестрица.
– Ничего подобного! Просто констатирую факт, – сурово ответствовал я, собираясь уходить в университет.
Сестра ничего больше не сказала, пока я не вышел за дверь.
Но я успел услышать оброненные ей слова:
– Угу, как же! Факт он констатирует, видел бы ты выражение своего лица, когда рассказывал мне о них.
Тереза готовилась стать мамой, и уже вот-вот должны были появиться на свет котята, как Макс внезапно пропал. Его не было целых две недели. Сестра и мать уже все дворы близлежащие обыскали, даже объявление в газету давали, но Макса так и не нашли. Кот сгинул окончательно и бесповоротно. Тереза тосковала, плохо ела, шерсть и некогда яркие, полные жажды жизни глаза потускнели. Она не играла и целыми днями бродила по квартире словно призрак, так выражая свою тоску по исчезнувшему любимому.
Роды были трудными и тяжелыми. Из-за постоянного недоедания и депрессии Тереза не смогла перенести их, и, произведя на свет двоих слабеньких котят, испустила дух в тот же вечер.
Сестра и мама были безутешны, да и мне, признаться, тоже было жаль это красивое и умное животное. Только сейчас я осознал, что действительно привязался к ним, к ним обоим, и с их уходом стало как-то очень пусто в доме и…на душе. Привязанности будь то к животным или к людям очень редко оканчиваются благополучно – ведь рано или поздно все равно приходится расставаться с теми, кого любишь, а это причиняет боль.
Было очень скверно на душе, когда на следующее утро я пришел в университет. Я не мог сосредоточиться абсолютно ни на чем и все пять пар сидел, словно в воду опущенный.
Толик был тем, кто пригласил меня после лекций на ту вечеринку.
– Мужик, кончай хандрить! Я не знаю, что там у тебя случилось, да это и не важно, но сегодня ты не отвертишься! Ко мне из Венгрии приезжает очень хороший друг. Его зовут Радек. Он большой ценитель искусства и великолепно играет на скрипке – настоящий современный Паганини, правда-правда!
Я окинул хмурым взглядом Толика, одновременно пытаясь вырваться из его крепких дружеских объятий (рыжий был весьма массивным товарищем и не всегда соизмерял силу своих объятий с возможностью других перенести ее, без особого ущерба для здоровья) и произнес:
– Мне неинтересна эта тема, ты же знаешь.
Толик почесал в затылке и протянул задумчиво:
– Нууу, ты же, кажется, живопись любишь, причем вкус у тебя надо сказать…своеобразный.
Я одарил друга красноречивым взглядом, так что он тут же умолк.
Только Толик знал об этом. Я как-то рассказал ему про те картины, на которые случайно наткнулся в Интернете и которые поразили меня до глубины души. Я смотрел и не мог оторваться. Сюжеты были довольно спорными – картины не были традиционными по многим параметрам, и вряд ли их можно было увидеть на обычных художественных выставках. Изображали они, в основном, мужчин в довольно откровенных позах с необычными то тут-то там мелькающими белыми пятнами, очень похожими на световые блики. Во мне эти картины вызвали странный трепет и подспудное желание познакомится с автором этих работ. Особенно сильные эмоции я испытывал, когда смотрел на картины с изображением белокурого юноши с длинными прямыми волосами – при взгляде на них, буквально кожей чувствовалось особое отношения автора к этому персонажу, столько нежности и…грусти было в этих рисунках.
– Окей, замнем это! - вдруг резко прервав мои размышления самым тривиальным образом, ответствовал Толик, ощутимо хлопая по плечу своей огромной ручищей. – Но я все равно буду тебя ждать вечером у себя. Радек говорил, что у него есть друг художник, он тоже будет сегодня на вечеринке.
Этот друг немного странный парень, – тут он выдержал некую паузу, и тщетно пытаясь скрыть лукавую улыбку, продолжил:
– Думаю, у тебя с ним будет, о чем поговорить и что обсудить. Так что приходи, не пожалеешь.
«…приходи не пожалеешь…» В таком-то паршивом настроении?... Но, как ни странно, словно бы что-то толкнуло меня на выходе из университета повернуть налево по направлению к дому Толика, а не направо – к собственному дому.
***
Вечеринка была в самом разгаре, когда кто-то из гостей попросил Радека сыграть. Он с улыбкой кивнул, соглашаясь продемонстрировать свое мастерство собравшейся публике. Разом все погрузилось в благоговейную тишину, только лишь скрипке разрешалось прерывать ее своими чарующими звуками. Мелодия лилась плавным потоком, заполняя собой окружающее пространство. И мне просто захотелось выйти, чтобы привести дух и выпить воды. Мы совершенно неожиданно оказались одни в узком пространстве чужой кухни. Он был высоким, стройным с темными почти черными волосами и очень интересного цвета глазами – насыщенно серыми с яркой очерченной синей каймой по самому краю радужкой.
Я еще раньше обратил на него внимание, как только переступил порог этой квартиры вместе с Радеком.
Он был моим другом – лучшим другом. Мы познакомились в Интернете около пяти лет назад. Именно он был тем, кто вытащил меня из глубокой депрессии по поводу моей первой сильной и несчастной влюбленности. Радек был таким же, как я, и поэтому очень хорошо понимал мои чувства в тот момент. Спустя примерно месяц виртуального общения Радек, выкроив специально время из своего плотного графика постоянных концертов и репетиций, прилетел ко мне в гости. Возможно, что-то почувствовал. И, надо сказать, это пришлось как нельзя к стати, ведь нервы мои тогда были на пределе, еще бы чуть-чуть… Но ничего страшного не произошло и все благодаря ему.
У меня был секс с ним, обыкновенный без дальнейших обязательств или чего-то там. Это устраивало обоих. Я дал себе обещание, что никогда не буду привязываться впредь. Легкий флирт, отношения на одну ночь – такое вполне меня устраивало, но только не те глубокие чувства, что затрагивают саму основу существования. Я просто не хотел больше испытывать ту жуткую боль, когда рвутся привязанности и приходится прекращать отношения. Уж лучше пусть они все будут поверхностными, не затрагивающими глубинную суть. Возможно, это было трусливо и эгоистично с моей стороны, но так мне было легче. Радек все понял и принял как есть. Его вполне удовлетворяла роль моего лучшего друга, и это ничуть не мешало нам поддерживать теплые, дружеские отношения на протяжении всех этих лет.
Радек, как всегда, лучезарно улыбался, когда хозяин квартиры, широкоплечий рыжий здоровяк с энтузиазмом и не скрываемой радостью представлял нас обоих своим гостям. Среди столпившихся в дверях я увидел его и…мое сердце сразу же замерло на один единственный бесконечно долгий миг, а затем забилось с удвоенной силой. Он был совершенно не похож на мою прежнюю любовь, абсолютная его противоположность, но я впервые ощущал нечто подобное за долгие пять лет. Эта неожиданная встреча, мгновенно выбила меня из колеи моего теперешнего размеренного и одинокого существования.
Нас познакомили. Его звали Павел или просто Паша. Когда я пожимал его руку в знак приветствия, то очень старался ничем не выдать своего состояния, я даже попытался улыбнуться в ответ. Видимо, он тоже испытывал некую неловкость, поэтому его улыбка показалась мне несколько натянутой и неестественной. Мы весь вечер избегали оставаться наедине друг с другом. Однако волею судьбы, когда вечеринка только-только стала набирать обороты, мы столкнулись на кухне. Я пришел туда за бутылкой воды, чтобы утолить внезапно возникшую жажду. Он уже был там. Стоял около окна и задумчиво смотрел на ночной город. Я застыл на месте, будучи не в силах и шага ступить. Паша повернулся ко мне лицом. Секундное обоюдное замешательство, а потом его теплая улыбка, от которой зарябило в глазах и защемило в груди.
Видимо, нам просто нужно было остаться наедине, чтобы избавится от неловкости и начать общаться. У нас сразу же нашлись общие темы для разговора. Паша много и долго рассказывал о своих кошках. Это были очень забавные истории, но под конец он вдруг резко перестал говорить и как-то весь осунулся и погрустнел.
- Что-то случилось? - рискнул я задать вопрос.
Он усмехнулся и, проведя ладонью по лицу, невесело произнес:
- Наверное, это выглядит глупо – взрослый парень, который так переживает по поводу смерти кошек. Забавные они были…оба и Тесс и Макс…– и словно бы про себя добавил: – Теперь вот двое котят осталось…совсем малыши, слепые еще… Их бы выкормить, но мать и сестра так переживают за предыдущих, что вряд ли справятся с обязанностью няньки… Погибнут они, видимо…
В тот момент я просто не знал, что сказать ему на это. Утешить? Показалось, что не к месту это будет и не ко времени, я просто чувствовал, что Павел не обрадуется подобному «благородному» жесту с моей стороны.
Он ведь тоже переживал и сильно, но очень боялся показать это, всеми силами, сдерживая свои истинные эмоции, стараясь казаться равнодушным, даже холодным. Это напомнило мне меня самого. А ведь мы с ним действительно очень похожи.
Единственное, что пришло мне тогда на ум – просто сменить тему разговора.
Затем мы говорили об искусстве, художниках и их картинах, и даже о технике рисования. Паша оказался весьма подкованным в этом деле, интересным собеседником. Под конец он так разоткровенничался, что рассказал мне о картинах, что видел в Интернете, и которые произвели на него неизгладимое впечатление. Когда же я попросил чуть более детально их описать, мне чуть не стало плохо. Он описывал…мои картины.
***
Он назвал их Небо и Солнце – тех двоих, что, несмотря на все перипетии, выжили и смогли стать довольно крепкими, упитанными серыми сорванцами, проводившими все свое время за невинными пока шалостями и игрой. Что ни говори, но наученный горьким опытом, я весьма опасался, что два серых братца пойдут характером в мать и отца и «возненавидят» меня «лютой ненавистью». Однако, хвала кошачьему Богу, такого не произошло! Эти парни любили сами и были очень нежно любимы нами, ведь именно они явились причиной того, что сейчас мы были вместе.
Впервые в жизни я был так бессовестно счастлив, идя обратно домой за его перчатками. Ноги сами ускоряли шаг, ведь чем быстрее я доберусь до дома, тем быстрее вернусь назад к нему.
Появившись так внезапно, ворвавшись в мою жизнь словно ураган, он перевернул все с ног на голову. После той памятной вечеринки, когда мы проговорили всю ночь напролет на кухне, общаясь, узнавая друг друга и все больше сближаясь, на следующий день я уже имел полное право пригласить его к себе домой посмотреть на котят, тем более что он сам же ранее и выразил подобное желание.
Еще большую радость и приятное удивление у меня вызвал тот факт, что, оказывается, мы с ним живем в одном городе, более того – мы соседи! Наши дома располагались чуть ли не напротив друг друга! И как это так получалось, что мы не сталкивались с ним раньше! Но теперь все это было не столь важно.
Он действительно проникся глубоким состраданием к двум несчастным малышам, оставшимся без родителей, и предложил взять их на время к себе, пока мои родственники не успокоятся и окончательно не смирятся с потерей предыдущих домашних любимцев.
После непродолжительных переговоров с сестрой и матерью было решено отправить котят к моему новому другу. К тому же он очень приглянулся как моей родительнице, так и сестрице, которая не сводила с него глаз, пока тот гостил у нас дома. Однако ничего кроме легкого флирта между ними не было да и быть не могло. Как я потом узнал, он не испытывал никакого влечения к лицам противоположного пола, и это меня не испугало, не оттолкнуло, скорее наоборот – позволило сблизиться с ним настолько, насколько это было возможно.
***
Паша приходил чуть ли ни каждый день, под предлогом увидеть котят, а я всякий раз старался успокоить бешено колотившееся сердце, когда он оказывался в непосредственной близости от меня. Боже, как же мне иной раз хотелось коснуться его, лишь кончиками пальцев провести по щеке, дотронутся до губ, спустится ниже по подбородку, а затем приблизиться и поцеловать прямо в губы! Умом я понимал, что это запретные мечты и желания; что я опять испытаю боль, как только позволю себе слегка расслабиться и потерять контроль; что он может не понять и не принять; что я просто могу потерять его даже как друга, а это было равносильно еще одной «смерти» для меня. Я не хотел испытывать подобного больше, но буквально сходил с ума, если мы не виделись хотя бы день. Это чувство было в миллионы раз сильнее того самого первого, еще не оформленного, слишком наивного и детского. Теперь же я просто сгорал от желания и тоски по нему каждый раз, оставаясь наедине с самим собой, особенно по вечерам. Именно тогда два брата, два подросших котенка, подаренные мне самой судьбой или, быть может, самим роком, неожиданно оказывались рядом с двух сторон и, положив симпатичные мордочки мне на грудь, беспрерывно мурчали что-то лирично-успокаивающее. И я, запустив пальцы в темную теплую шерсть, старался не думать ни о чем постороннем. Они были теплые – эти коты. Приняв решение, я с нетерпением дожидался вечера следующего дня.
***
Это уже стало традицией – после лекций приходить к нему. Предлог был весьма благовидный – проведать котят. Он жил один в двухкомнатной квартире, родители перебрались за город, где было больше свежего воздуха. Его мать не отличалась крепким здоровьем, и поэтому они с отцом решили, что уж лучше будут жить на природе, благо в загородном доме условия для постоянного места жительства имелись, даже весьма комфортные.
В этот вечер я намеренно замедлил шаг, идя уже давно заученным маршрутом. Странное предчувствие чего-то глобального, что полностью изменит всю мою жизнь, сдавливало живот тугим узлом. Сильный страх перед неизвестностью заставлял меня двигаться все медленнее, пока я совсем не остановился. Я поднял голову и посмотрел в окно на втором этаже. Там горел свет. Он ждал моего прихода, хоть было уже довольно поздно. Сильное желание развернуться и уйти завладело сейчас всем моим существом, но я продолжал стоять, бездумно пялясь в окно. Неизвестно, сколько бы я простоял так, но вдруг занавеска дернулась, и на подоконнике появился сначала один, а вскоре и второй кошачий силуэт. Они сцепились между собой в шутливом поединке и в ту же минуту исчезли из вида, свалившись с подоконника внутрь комнаты.
Стальные тиски, сжимающие сердце и скручивающие живот, внезапно разжались, и я вздохнул с облегчением. Это был благоприятный знак – наши коты, значит, все будет хорошо.
***
В тот вечер я все ему рассказал: и про картины; и про то, кто я такой; про свою нетрадиционную ориентацию…не сказал лишь самого главного…просто не успел.
Паша не спросил ни о чем больше, он даже не дал мне договорить, а просто протянул руку и решительно коснулся пальцами моего рта, заставляя замолчать.
– Ты очень много сегодня говоришь, и это тебе не на пользу. Позволь сказать теперь и мне. Знаешь, ведь мне в сущности все равно, что было у тебя в прошлом; все равно, что ты рисовал и все еще рисуешь подобные картины, частенько изображая на них своего бывшего любовника…
– Не перебивай и не оправдывайся, – продолжал он, – я видел их в твоей комнате – рисунки были совсем свежие... Выслушай меня до конца. Мне все равно, что обо всем этом будут думать окружающее. По правде говоря, мне просто начхать на их мнение! Знаю лишь одно: то, что испытываю к тебе – реальное и очень глубокое чувство. Что было в прошлом, меня не касается. Главное, что есть сейчас, ты согласен? Я предлагаю тебе забыть, наконец, о нем, и начать все заново…вместе со мной. Черт возьми, просто перестань рисовать этого белобрысого урода!
Он ревновал, действительно ревновал меня к нему, к моему прошлому, точнее к тени прошлого, которая поблекла, потрепанная временем, и сейчас норовила исчезнуть совсем. Какой же ты дурак!
Я сделал несмелый шаг в его сторону.
Серые глаза, обращенные на меня. Их взгляд – упрямый и злой, но с болью, скрываемой с трудом.
Руки сами обвили его шею, и я изо всех сил потянулся к нему, стараясь прижаться как можно плотнее к его телу, ощущая его тепло, будучи уже не в силах скрывать собственное безумное желание. Каково же было мое удивление, когда оказалось, что я не один находился на пределе. Понявшие, что хотим одного и того же, дорвавшиеся, наконец, друг до друга, сшибая косяки и двери, в мгновенье ока мы оказались в спальне. Одежда была буквально содрана с разгоряченных тел и тут же позабыта, бесполезной грудой валялась на полу.
Коты, в раз притихшие, сидя под столом, лишь наблюдали в немом изумлении за двумя людьми, окончательно потерявшими счет времени и ощущение реальности.
***
Он подошел неслышно сзади и, обняв, вздрогнувшего от неожиданности юношу, прошептал прямо над ухом:
– Даня, а вот и я. Спасибо, что дождался.
Тот медленно развернулся в кольце бережно удерживаемых его рук и в тщетной попытке казаться недовольным (сияющие глаза его выдавали) произнес:
– Если бы не дождался, ты бы точно закатил истерику. Ведь когда я в прошлый раз, забыл зонтик, то ты примчался ко мне в студию через весь город, чтобы только передать его, и затем я вынужден был выслушивать целую лекцию о том, что совершенно не забочусь о своем здоровье… Спасибо, мне такого счастья больше не надо.
– Ты, определенно, несносный мальчишка, – хмыкнул тот, пряча улыбку, и легко коснулся его губ своими. – Но я действительно рад, что ты не ушел и дождался.
Даня покраснел, и было то не от легкого утреннего морозца, что покусывал щеки в прохладные дни поздней осени.
– Пожалуйста, не делай так больше, – произнес он полушепотом. – Нас могут увидеть.
– И что с того? Пусть все знают, что…
– Нет! – Даня быстро приложил палец к его губам, пресекая дальнейшее высказывание. – Ты ничего не понимаешь. Я не хочу, чтобы у тебя возникли какие-либо неприятности из-за меня…
– Дурень… – Его ласково потрепали по каштановым кудрям, словно какого-то мальчишку! Даня до сих пор выглядел не старше двадцати лет: хрупкий на вид, с тонкой, изящной костью и красивыми утонченными чертами лица. Но обращаться с ним как с подростком – это задевало самолюбие уже состоявшегося художника.
Он безошибочно улавливал любое малейшее изменение в эмоциональном состоянии любовника и теперь, быстро надев на озябшие ладони перчатки, Паша еще раз чмокнул того в губы и побежал дальше по дороге. Даня изумленно смотрел ему в след. Паша обернулся и снова крикнул уже на ходу:
– У меня времени нет, если не потороплюсь, опоздаю на пару. До вечера!
Вечером, расположившись на диване в гостиной, предварительно положив на его край небольшую стопку книг, а затем, взяв из нее одну, Даня усиленно делал вид, что полностью погружен в увлекательное чтение и ничего вокруг не замечает. Небо и Солнце по обыкновению пристроились рядом с хозяином и мурлыкали на два голоса, жмурясь от удовольствия. Как только послышался характерный звук открывающейся двери, юноша еще больше сконцентрировался на процессе чтения. Его левая рука нервно нашарила пушистый кошачий живот, а гибкие пальцы зарывшись в мягкую, теплую шерсть, стали бездумно выводить нелепые узоры. Небо, а это был именно он, всхрапнул от удовольствия и еще сильнее и интенсивнее замурчал, видимо, в попытке перемурчать брата.
Паша подошел неслышно и, скинув пиджак, не говоря ни слова, медленно опустился на краешек дивана. Даня упрямо игнорировал его присутствие, все еще дуясь из-за утреннего происшествия с перчатками. А вот коты по бокам, явно были заинтригованы, да так, что разом прекратили свои задушевные песенки и во все глаза уставились на вновь прибывшего. Не теряя времени даром, Паша наклонился и одним легким молниеносным движением, очень похожим на кошачье, оказался лежащим на груди у Дани. Этот маневр да еще и внушительная тяжесть оказавшегося сверху тела заставили-таки последнего обратить внимание на нарушителя спокойствия.
– Что ты делаешь?
– М? Так ничего особенного. Не обращай на меня внимание, просто изображаю кота, даже помурлыкать могу для разнообразия. Хорошо им живется, они могут когда угодно полежать у тебя на груди… – и слегка обиженно продолжил:
–Я тоже хочу…
– И думать забудь, – насупился Даня и снова уставился в книгу, всеми силами стараясь сдержать рвущийся наружу смех.
Солнце тем временем уже важно заползал на спину несчастного, до крови впиваясь своими цепкими коготками прямо в кожу, но Паша мужественно терпел эту пытку – так не хотелось прерывать момент близости и внезапно создавшегося доверительного настроя. Юноша уже успел просунуть одну руку под спину любовника, а другой легонечко чесал мордашку похрюкивающего и попискивающего от удовольствия Неба.
– И долго ты собираешься читать перевернутую книгу? – спросил Паша внезапно.
Даня вздрогнул, и, закусив губу, упрямо произнес:
– Так долго, как захочу… Может это у меня тренировка специальная такая, чтобы овладеть нестандартным взглядом на вещи?...
Однако юноша сам не заметил, как левая рука, что до этого гладила кота, сама скользнула на спину к Паше, обнимая, легонечко прижимая к себе и будто бы удерживая на месте.
– Ну, все, хватит! – Вдруг произнес тот, резко вырывая из рук книгу и откидывая ее в сторону.
Серые глаза потемнели, зажглись, сияя мрачным пламенем. Паша наклонился и поцеловал упрямца прямо в губы, требовательно, заставляя забыть обо всем на свете. Руки Дани скользнули к коротким темным волосам и тут же зарылись в жесткой шевелюре.
Паша оторвался на миг от столь вожделенных губ лишь для того, чтобы тихо, но уверенно произнести:
– Еще утром я хотел сказать, что люблю тебя…