Уф, я наконец-то его закончила!)))

[anahata]

Название: «Кодекс чести»
Автор: anahata (Esfiry)
Бета: Al Camiri (огромное спасибо!))
Жанр: романс, немного психологии, философии.
Рейтинг: NС-17
Пейринг: Энтони/Алекс
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари:
Действие происходит в Японии с юным выпускником Гарварда Энтони Маккензи, младшим сыном крупного бизнесмена, владельца сети ресторанов. Тони единственный из троих братьев, кто может помочь отцу разобраться с нерадивым директором дочерней компании, который, связавшись с якудза, задолжал им крупную сумму денег.
Энтони прилетает как раз вовремя, поскольку, не выдержав предательства приемного сына, который и был тем самым директором, отец Тони попадает в больницу. Джозеф - приемный сын – в это время скрывается ото всех, прихватив с собой кругленькую сумму, которую одолжил у местного якудза, и на плечи Тони ложится вся ответственность за компанию, а так же и все долги сводного брата.
В один прекрасный день, Энтони, выбравшись из душного офиса и сидя в одном из своих ресторанчиков в газетой в руках, знакомится с Алексом. И с этого момента его судьба круто изменяется.
От автора: написан по заявке №11
Думала, первоначально написать небольшой рассказ, но картинка разбудила воображение.
И опять огромное спасибо бете! )) И кои, что терпел меня)) за моральную поддержку и дельные советы!

Оридж занял второе место на Домиане ))

Часть первая: каиши (начало)

Часть первая: каиши(начало)

На заливе Суми
Волн толпа несется к пляжу.
Даже ночью по коридорам снов,
К тебе иду я тайно.

Это был обычный весенний солнечный день. Выбраться из душного офиса хотя бы на час – было настоящим благословением. Обед состоял из стандартного меню ресторанчиков быстрого питания, руководителем которых я волею судьбы, проведения, рока – называйте, как хотите – и являлся.

Мое полное имя Энтони Маккензи – уроженец США, где не так давно получил степень магистра по экономике в самом престижном университете – Гарварде. Сейчас мне 26 лет, рост 180 см, атлетическое телосложение, темно-русые волосы и голубые глаза. С детства не люблю костюмы, но мне всегда приходилось их носить, поскольку я младший сын в семье очень крупного и уважаемого бизнесмена. Свой бизнес отец начинал с самых низов, с небольшой закусочной типа «Макдоналдс». Постепенно с годами дело расширялось и в итоге превратись в сеть довольно прибыльных ресторанов, охватывающих приличную территорию. Семейный бизнес процветал усилиями теперь уже не только и не столько моего отца, сколько двух моих старших братьев – Томаса и Конрада. Отец все еще держал бразды правления в своих руках, однако постепенно и незаметно все основные заботы ложились на плечи братьев.
Филиал в Японии был открыт не так давно, около дух лет назад, и поначалу все шло хорошо. Управляющего выбирал сам отец. Это был надежный и проверенный во всех отношениях человек, так тогда считали почти все. На счет Джозефа ни у кого и сомнений не возникало. Однако время и расстояние расставили все точки над «и», показав истинное лицо этого человека.
Джозеф вел дела спустя рукава. Добившись вожделенной власти, он погнался за легкими деньгами, связавшись с местным якудза. Задолжав тому крупную сумму денег, чуть было не был убит за это. Совет директоров дочерней компании не смог самостоятельно разрешить сложившуюся критическую ситуацию. Часть членов совета поддерживала продажного директора, другая же, сохраняющая лояльность и подчинение главной организации, оказывалась в меньшинстве и не могла оказать должного влияния, чтобы снять с должности председателя. Необходимо было вмешательство кого-то из управляющей компании.
Отец лично решил отправиться в Японию, чтобы разобраться во всем на месте. Братья уговаривали упрямца остаться и подождать хоть немного, ссылаясь на его не очень хорошее самочувствие в последнее время: у отца «пошаливало» сердце. Они предлагали найти надежного человека, чтобы отправить туда вместо него. Сами братья, конечно же, не могли бросить все дела и кинутся на край света. Отец ответил отказом на предложение подождать, как только тревожные новости достигли континента. Он был слишком сильно шокирован, уязвлен, предательством Джозефа. Ведь он сам практически вырастил его, дал образование, помог достаточно быстро подняться по карьерной лестнице и занять высокий пост в компании, потом доверил руководство филиалом в Японии, и вот такой удар ножом в спину.
Отец любил его как родного сына. Джозеф вырос в детдоме и не знал своих настоящих родителей. Мой отец случайно встретил его на улице, когда тот, промышляя мелким грабежом, попытался стянуть у него кошелек. Джозеф был пойман за руку, но его не отвели в полицию, а привели в шикарный особняк, накормили и предложили заманчивую альтернативу его дальнейшей беспутной и беспросветной жизни в качестве уличной шпаны. Мальчишка, конечно же, согласился.
Джозеф рос вместе с нами. Мы старались относиться к нему как к равному, будто он еще один наш брат. Так хотел отец, и эту его просьбу мы безропотно исполняли. Однако мальчик еще тогда смотрел на нас вовсе не как на свою новую семью, родных людей. Он всегда знал, где его место, и старался не высовываться, но всеми силами заслужить расположение к себе, благосклонность отца, его похвалу за послушание. И он этого добивался с легкостью. Иногда даже нам, родным сыновьям, казалось, что отец любит его больше нас. Мы не отличались особым послушанием и часто заставляли отца гневаться и переживать за нас. Самым строптивым оказывался я. Еще тогда я на дух не переносил Джозефа, чувствуя его фальшь. Однажды я даже попытался поговорить о своем предчувствии с братьями, а потом и с отцом, но никто из них мне не поверил. Отец списал все на сыновью ревность, а братья лишь посмеялись над моим бурным воображением, хотя и признались, что Джо им тоже был не особенно симпатичен. На том все и закончилось. До сего дня.
Если бы я был дома, возможно, мне удалось бы предотвратить назначение Джозефа главой дочерней компании, но я в это время учился в Гарварде, а братья не усмотрели в этом назначении никакой опасности. За подобную беспечность и легкомыслие пришлось заплатить слишком высокую цену.
Когда я добрался до страны восходящего солнца, оказалось уже поздно для нашего отца. Свалившееся на его плечи бремя было слишком тяжелым для старика и подорвало его здоровье окончательно. Приземлившись в аэропорту, я тут же помчался к нему в больницу. Как мне сообщили, этой ночью у него был сильнейший сердечный приступ, он находился в реанимации. Остаток дня и следующую ночь я провел в коридоре больницы. Там я и встретил Пола.
– Ей, вот держи, поешь и согрейся немного.
Я поднял голову. Передо мной стоял невысокий, коренастый блондин с волосами цвета перепрелой соломы и, так же как она, торчащими в разные стороны. Полу не помогали ни фиксирующие гели, ни лаки, которыми тот обильно пользовался, волосы наотрез отказывались укладываться и смотрелись очень гротескно вместе с деловым костюмом. Глаза обыкновенные серые в крапинку с неисчезающими смешинками в самой глубине; широкое, немного угловатое лицо. Он выглядел весьма экзотично на фоне темноволосых и темноглазых японцев. Пол выделялся сразу же и не только внешностью, но и странной походкой: слегка вразвалочку, с руками, всегда засунутыми в карманы брюк.
– Ну что, парень, – произнес он, присаживаясь рядом, после того как сунул мне в руки кружку с горячим супом, – не везет тебе, не успел приехать, а уже приходится ночевать в больнице. Ты ведь, как я понимаю младшенький, Тони, так?
Я лишь кивнул в ответ, отпив небольшой глоток из кружки. Между тем Пол продолжил, ощутимо хлопнув меня по плечу широченной ладонью:
– Ничего. Ты, главное, не нервничай, и не из таких переделок выбирался твой старик и сейчас выкарабкается. Он ведь друг мой хороший, лучший. Когда-то вместе работали в небольшой забегаловке. Я пацаном еще был, а папаша твой здорово помог мне тогда. Потом разошлись наши пути на целых тридцать лет. А когда филиал он стал здесь создавать, то разыскал меня и предложил помочь Джо, поддержать… Любил он этого проходимца, слишком любил и доверял.
Вдруг серые глаза Пола внезапно стали холодными, а кулаки сжались сами собой, и он тихо, угрожающе, произнес:
– Вот только дайте мне найти этого гада! Собственными руками придушил бы!
Мне просто нечего было ответить на этот эмоциональный всплеск. Сказать ему, что испытываю схожие чувства, а, возможно, даже в несколько раз сильнее; что готов просто вцепиться Джозефу в глотку и вырвать ее голыми руками, но что это изменит в сложившейся ситуации? Отцу от подобного лучше не станет, компании тоже из кризиса выйти не поможет. Поэтому, стиснув зубы и впившись пальцами в теплую кружку, я лишь промолчал. Однако, видимо, почувствовав мое состояние, Пол опять заговорил:
– Но ты не беспокойся, найдем вредителя, и вот тут то уж ответит он по полной…
– Стой, а разве, Джозефа еще не нашли? Ведь поступили сведения, что он…
– Да сбежал опять, – махнул рукой Пол. – Скользкий и изворотливый, как угорь, оказался. Его чуть ли не вся японская мафия ищет вместе с полицией, так что найдут, не беспокойся.
– А что с компанией?
– Ну…она теперь лишилась директора, некоторые проблемы с властями да еще и долг местному якудзе… Дела не очень хорошие, сразу предупрежу.
Серые глаза смотрели прямо и серьезно.
– Наш босс, – продолжил Пол, – успел только отсрочить выплату долга на полтора месяца. Мастер Сато согласился с большой неохотой.
– И какова сумма?
– Около миллиона долларов.
– Миллиона? Мда…сумма немаленькая, – присвистнул я, сразу же прикидывая, где бы взять деньги. Просить у братьев – нереально, они и так вложились по-крупному недавно на новое оборудование для ресторанов. Придется выбираться собственными силами. И теперь еще отец, неизвестно, что с ним будет. Голова шла кругом.
– Э-э-э, да не напрягайся ты так раньше времени. Сейчас тебе отдохнуть бы… А вот завтра на свежую голову и подумали бы все вместе, что делать и как быть. Кстати, я живу тут недалеко, если хочешь, то поехали ко мне.
– Нет. Я очень ценю твою поддержку и желание помочь. Но я останусь здесь, пока не подтвердится, что отец хотя бы в относительно стабильном состоянии.
Пол улыбнулся и потрепал меня по волосам.
– Такой же упрямец, как и босс! – в голосе Пола явственно проскальзывало восхищение и уважение. – Сразу чувствуется порода в характере!

C тех пор прошло несколько дней. Отец чудом, но выкарабкался, правда, еще лежал в палате интенсивной терапии, однако потихонечку шел на поправку.
Пол помог мне с размещением на квартире и ввел в курс текущих дел в компании. В последствии он оказался незаменимым для меня человеком. Большую часть коррумпированных членов совета пришлось уволить. Вакантные должности, как и зияющие дыры в основном бюджете, заставляли всерьез взяться за работу тем немногим, кто еще оставался, и выкладываться на полную катушку. Очень нужны были новые, усердные и преданные делу люди. Вот только отыскать в чужой стране их не так то просто.

После очередного совета директоров, выкроив всего час на обед, я сидел в собственном небольшом ресторанчике, за чашкой кофе и с газетой в руках. Я хотел как можно быстрее войти в курс дела не только фирмы, но и узнать поближе мир вокруг. Ведь этот восточный мир со своей культурой, со своим особым менталитетом был мне совершенно незнаком. Не раз и не два всплывали в сознании мысли, которые я всеми силами старался подавить. «Что ты здесь делаешь? Мальчишка, только-только окончивший Гарвард, знающий лишь теорию и ни разу по-настоящему не сталкивающийся с подобными проблемами на практике? Что ты вообще можешь сделать?» Но я знал, что подобные мысли недопустимы, они лишь расслабляют, расхолаживают, заставляют опустить руки раньше времени, так ничего и не предприняв. Никогда не любил трусов и сам не хотел им быть. Так я решил тогда. А приняв решение, взялся за это почти безнадежное дело со всей ответственностью и рвением.

Попавшая мне в руки статья оказалась увлекательной. В ней рассказывалось о культуре Японии в частности о кендо, об истории возникновения этого теперь уже очень популярного вида спорта как в самой стране восходящего солнца, так и за ее пределами. Говорилось, что кендо не только и не столько нацелено на технику владение мечем, сколько на воспитание духа воина, через правильное обучение и тренировку. Последнее меня очень заинтересовало и если бы проблемы, которые срочно нужно было решать, то я с удовольствием бы занялся кендо. Но, увы, реальность требовала совершенно иного направления приложения усилий и даже сверх усилий.
Я откинулся назад на спинку стула и, прикрыв глаза, стал массировать пульсирующие виски. Слишком большой объем новой информации и перенапряжение последних дней давали о себе знать. Неожиданно я ощутил чужое присутствие рядом, и, встрепенувшись, поднял взгляд. Передо мной с одним единственным стаканчиком в руке, на котором красовалась, большая закругленная буква «М» красная на белом фоне – эмблема сети наших ресторанов, стоял стройный юноша в темно-синем костюме. Внешность его была довольно примечательной для представителей местного населения. Прямые чуть отросшие темные волосы, словно бы припорошенные чем-то серым. В итоге получался довольно необычный пепельно-черный оттенок. А глаза, хоть и имеющие характерную для японцев раскосую форму, поражали глубиной и яркостью зеленого, абсолютно не типичного здесь цвета. Он улыбнулся.
– Вы не будете возражать, если я тут присяду? – спросил незнакомец на чистейшем английском.
– Д-да, – выдавил я из себя несколько неуверенно, одновременно отодвигаясь и освобождая место.
Он сел рядом со мной, поставив стаканчик на стол, и протягивая руку, произнес:
– Меня зовут Алекс Шинли. Рад знакомству.
– Энтони Маккензи… – Произнес я, чуть поколебавшись вначале, но затем все же пожал протянутую мне руку.
– Вы впервые в Японии? По делам или на отдыхе?
– Да, впервые и по делам, требующим безотлагательного решения.
Я снова взялся за газету, демонстрируя тем самым нежелание распространяться далее на эту тему. Алекс внимательно смотрел на меня, потягивая через трубочку свой кофе. Я намеренно игнорировал его, всеми силами стараясь не замечать прожигающий взгляд зеленых глаз. От этого юноши исходили странные, очень сильные вибрации, которые притягивали к нему, словно магнитом. «Кто же он такой?» Эта мысль только-только родившись в сознании, не давала покоя, словно острой иглой пронзая разум, заставляя трепетать все тело. Сила притяжения этого мальчишки была просто чудовищной, но он не делал ни каких попыток возобновить разговор. Его вежливо-заинтересованное молчание, взгляд такой внимательный, изучающий и слегка насмешливый – все это настораживало. Я был готов поклясться, что он улыбался лишь уголками губ, улавливая малейшие перемены моего внутреннего состояния.
Вдруг все напряжение моментально исчезло, и я было уже вздохнул с облегчением, как внезапно ощутил тяжесть на своем правом плече, и одновременно с этим жидкость потекла из трубочки, намочив лацкан моего дорогого пиджака.
Я удивленно воззрился на своего нового знакомого, оторвавшись от газеты. Алекс…спал, уронив голову мне на плече, а стаканчик, что он держал в руке, накренился так, что остатки кофе потихоньку вытекали мне прямо на пиджак.
Я был настолько обескуражен, что не мог даже пошевелиться, застыв, во все глаза уставившись на него. Странная смесь из удивления, раздражения и…умиления при взгляде на этого загадочного юношу завладела всецело моим разумом. Дыхание его было глубоким и ровным, длинные черные ресницы слегка подрагивали, отбрасывая серые тени на бледные щеки. Он действительно спал.
Лишь спустя пару минут, когда вся жидкость из стаканчика благополучно вылилась мне на пиджак, я смог очнуться от столбняка и слегка пошевелится. Алекс мгновенно проснулся и, потирая ладонью глаза, немного виновато улыбнулся.
– Простите мне мою вольность, но я сегодня очень устал после тренировки; зашел сюда выпить стаканчик крепкого кофе, чтобы хоть немного взбодрится, привести себя в порядок и…
Тут Алекс прервал сам себя, изумленно глядя на мой безнадежно испорченный костюм, и сразу посерьезнел.
– О, прощу прощения! Я был слишком невнимателен, а теперь Ваш костюм…
Уже в который раз, очнувшись от ступора и слегка отвернувшись, чтобы только не смотреть прямо в эти зеленые глаза, которые меня буквально заворожили, я невнятно произнес, махнув рукой:
– Да ничего страшного, это всего лишь костюм.
– Позвольте не согласиться с Вами. Этот костюм очень дорогой, а я его испортил, поэтому сейчас мы пойдем ко мне домой, и я постараюсь подыскать ему достойную замену.
Я попытался возразить, но стоило мне едва взглянуть в эти непреклонные изумрудные глаза, как я моментально потерял всякое желание сопротивляться. Лекс взял меня за руку и уверенно потащил вслед за собой из ресторанчика.

Я плохо помнил дорогу до его дома. Он вел меня совершенно немыслимыми закоулками и задворками, извивающимися и петляющими, словно клубок свернувшихся змей. Я следовал за ним будто во сне, ничего вокруг не замечая, кроме статной фигуры впереди. Он шел быстро и целенаправленно, так что вскоре мы оказались у входа в какой-то отель. Перекинувшись парой слов с охранником и взяв у него ключ, Лекс обернулся и ободряюще произнес:
– Ну вот, мы почти и на месте.
Когда дверь номера отворилась, и я переступил порог, то практически сразу же оказался в уютной гостиной. Мягкие светлые пастельные тона, широкий диван и два глубоких кресла с высокими спинками, теплый, с белым, длинным ворсом ковер в самом центре, на котором располагался небольшой стеклянный журнальный столик, электрический камин у стены, и тяжелые кремовые гардины на окнах. Стены украшала пара картин с изображением ночных кварталов Токио. Что еще сразу же бросилось в глаза, так это две катаны на каминной полке и огромные старинные часы, мерно тикающие на противоположной стене.
– Присаживайтесь пока тут, – сказал Алекс, с неизменной улыбкой указывая на одно из кресел, и практически сразу же скрылся за дверью.
Я медленно погрузился в мягкое кресло и, вытянув ноги, в кое-то веки позволил себе немного расслабиться и не о чем не думать. Было как-то очень спокойно на душе. И я расслабился окончательно, погрузившись в некое подобие полудремы. Очнулся я от сладковатого запаха, слегка кружившего голову. Я даже сначала не понял, где нахожусь, и что происходит. Алекс, наклонившись, стоял около стеклянного столика и зажигал самую обыкновенную благовонную палочку. Где-то на пределе слышимости играла музыка. Юноша передо мной медленно распрямился и так же медленно стал стягивать с себя темный пиджак. На его губах не переставала играть загадочная улыбка. Он повернул голову, и изумрудные глаза, вновь поймав меня «на крючок», заставили погрузиться в их дьявольский омут. Его улыбка стала чуть шире, коварнее и наглее, когда он понял, что я окончательно попался и уже не в силах что-либо предпринять, оказать хоть какое-то сопротивление, я даже собственный взгляд не мог отвести от его лица. Лекс, демонстративно вытянув руку, разжал пальцы, и его пиджак бесполезной грудой рухнул на пол. Юноша подчеркнуто плавно и медленно подошел к креслу, где я сидел, вцепившись в подлокотники, так что побелели сведенные судорогой пальцы. Он так же неспешно просунул одну ногу между подлокотником и моим бедром, а вторую, засунул между моими ногами, предварительно слегка раздвинув их коленом, и застыл на единственное, бесконечно долгое мгновение, угрожающе нависнув надо мной. Его ладони накрыли мои руки, и я полностью вжался в спинку кресла, с ужасом наблюдая за его дальнейшими действиями. Мне и в голову не приходило оказать ему сейчас сопротивление, ведь мое тело уже меня предало. Горячее желание волной прокатилось с головы до пят, захлестывая целиком, как только его рука нежно приподняла мой подбородок, а губы легко, словно крылья бабочки, коснулись моих. Окончательно уверившись в том, что я уже почти полностью в его власти, он, потершись щекой о мою щеку, прошептал прямо на ухо:
– Твой пиджак все еще мокрый и грязный, а я пока не нашел ему альтернативу. Но думаю, сейчас самое время от него избавится, ты так не считаешь?
Я не ответил, сглатывая подступивший к горлу комок и облизывая пересохшие губы. Он и не ждал ответа. Его ладони моментально скользнули мне на грудь, а пальцы, с удивительной легкостью и быстротой, в считанные секунды справившись со всеми пуговицами, подобрались к плечам, проворным движением скидывая пиджак на кресло. Следующее, что я почувствовал, были ледяные руки, что беззастенчиво хозяйничали у меня под рубашкой. Прорычав что-то нечленораздельное, я подался вперед, обнимая его за талию и прижимая вплотную к себе. Лекс все еще возвышался надо мной со своей неизменной лукавой улыбкой. Когда же я вытянул его рубашку из-за пояса и, коснувшись пряжки брюк с очевидным намерением избавить и его тоже от лишней одежды, юноша мягко, но ощутимо надавил ладонями на мои плечи, удерживая на некотором расстоянии от себя. Это далось ему не так-то легко, поскольку мое лицо находилась прямо напротив его уже полуобнаженного торса, а губы коснулись тонкой змейки чувствительных волос, спускающейся вниз к паху. Я провел языком по его животу слегка прикусывая, дразня и возбуждая его сверх всякой меры. В голове моей уже давно плыл густой туман, единственное, что я желал – всецело завладеть столь вожделенным телом, находящимся так близко, что от ощущения этой близости, рассудок окончательно покинул меня, оставляя место одним лишь животным инстинктам.
С шумом выдохнув из легких почти весь воздух, Лекс, приподнял мою голову, заглядывая прямо в одуревшие от желания глаза, и рассмеялся:
– Ты, определенно, тот еще тип, но…
И снова эта серьезность во взгляде, так контрастирующая с его недавним, приподнято-игривым состоянием духа. Он неожиданно резко наклонился вперед и, взяв мое лицо в свои ладони, впился прямо в губы жестоким поцелуем. Покачнувшись вперед и не удержав равновесие, мы оба оказались на полу. Ворсистый, мягкий ковер значительно снизил болевые ощущения, ведь при падении Лекс оказался снизу, придавленный к полу моим не таким уж и легким телом. Мы лишь на мгновение оторвались друг от друга, тяжело дыша и ошалело вглядываясь в плывущую перед глазами реальность. Это был миг, когда я окончательно перетянул инициативу на себя. Лекс не возражал, с улыбкой принимая все, что я вытворял с его телом. Надо сказать, что опыта с мужчинами у меня еще не было, однако под руководством Алекса, я быстро разобрался, что к чему. Он умело управлял всем ходом действа, сам, оказываясь принимающей стороной, но это его ничуть не тяготило, наоборот – подобный поворот событий ему даже нравился, приносил поистине неземное удовольствие. Его руки мастерски подталкивали, направляли мои неумелые, нетерпеливые и трясущиеся ладони в нужное русло, показывая, где и как действовать, чтобы доставить и ему, и себе максимальное удовольствие. Он доводил меня до предела, до самой вершины и не давал сорваться в пропасть раньше времени. Я готов был уже, презирая все и вся на свете, просто вторгнутся в него, грубо, резко взять, получить его целиком без остатка. Но Алекс умудрялся сдерживать мои порывы, слегка отстраняясь, на некоторое время вообще прекращая все ласки: и мои, и свои собственные. А затем, возобновлял их, доводя до исступления. Каждый раз я думал, что вот этот-то последний, что это предел моих возможностей сдерживаться, и каждый раз Алекс доказывал мне обратное. Я совершенно потерялся в бесконечном потоке болезненного ожидания, уже и не надеясь на реализацию своего желания, превратившегося в едва переносимую агонию. Неожиданно он полностью расслабился и, откинувшись на спину, расставил ноги пошире, ехидно улыбаясь. Я просто сначала не поверил, но он продолжал улыбаться, тяжело дыша. По его телу струился пот, волосы все были мокрыми, часть из них прилипла ко лбу неровными прядками, а зеленые глаза сияли.
Все еще не веря до конца в происходящее, я нашарил на полу небольшой тюбик со смазкой, услужливо подкинутый мне прямо под руку. Выдавив некоторое количество себе на пальцы, я неожиданно застыл в нерешительности, не понимая, что же делать с этим дальше. Его руки мягко скользнули к моим ладоням и, решительно направили в нужную сторону. Мой палец осторожно коснулся тугого колечка мышц и аккуратно вошел внутрь, почти сразу же к нему присоединился второй палец, разминая и расширяя проход. Наконец-то Алекс был полностью готов, и я, дрожа от нетерпения всем телом, вошел в него. Ощущения были десятикратно усилены томительным ожиданием, и поэтому с каждым толчком, проникая в него все глубже и глубже, я ощущал себя так, словно медленно умираю от запредельного блаженства. Это того стоило, такое долгое ожидание – Лекс определенно знал, что делает. Он закинул ноги ко мне на спину и получал столь же острое удовольствие, подаваясь на встречу в такт моим движениям. Темп постепенно нарастал, а вместе с ним и хриплые стоны, переходящие в крик. Сорвав с его губ очередной поцелуй, я нашел его руки, наши пальцы переплелись, судорожно сжались, сцепившись в мертвой хватке. Алекс в последний раз посмотрел мне прямо в глаза; его взгляд был затуманен странной смесью страсти, безумия и наслаждения. Затем он, двинувшись вперед всем телом, больно впился зубами в мое плече, подавляя последний рвущийся наружу крик, и расслабился в моих руках окончательно. Почти сразу же я ощутил, как намокли мой живот и бедра. Еще несколько глубоких толчков, и я излился в него, избавляясь полностью от всего напряжения. После я просто рухнул ему на грудь, будучи не в силах пошевелиться. Мы лежали так на полу довольно долго, и лишь надрывное дыхание обоих прерывало звенящую тишину вокруг. Никогда и ни с кем еще я не испытывал такого удовлетворения, а затем полного опустошения от секса, ни с одной моей подружкой. Разум все еще застилал красноватый туман, по телу разливалась приятная истома и тяжесть. Не хотелось ни говорить, ни двигаться, просто лежать вот так, ощущая тепло другого тела.
Однако постепенно мой разум стал проясняться, и я с ужасом осознал, что должно быть безбожно опоздал на работу. Я вскинул голову, в страхе посмотрев в смеющиеся зеленые глаза. Он приподнялся на локтях и, протянув руку к моим волосам, накрутил небольшой локон себе на палец, а затем словно прочитав мои мысли, с усмешкой произнес:
– Должно быть, тебя заждались на работе? Ну, ничего, думаю, что тебя не уволят, если ты им честно признаешься…
Вот так запросто, а я и не заметил, когда мы с ним перешли на «ты». Однако его шутку я почему-то воспринял всерьез и раздраженно выпалил:
– Да ты хоть понимаешь, что будет, если я расскажу им, чем занимался все это время?!
Алекс вдруг запрокинул голову и захохотал. Его бурная реакция на мою реплику ввела меня в еще большее замешательство.
– Не понимаю, что тут смешного, что так тебя развеселило?
Отсмеявшись, он с трудом выдавил:
– Не думал, что у тебя туго с чувством юмора, Тони, – и уже тише добавил: – В следующий раз буду знать.
«В следующий раз? О чем он говорит, неужели он думает, что…» Но додумать эту мысль мне не дали. Алекс, просто притянул меня к себе и поцеловал долгим, изощренным поцелуем; покусывая мои губы, и снова впиваясь в них так, будто хотел вытянуть из меня душу через этот поцелуй – мало мне было того, что он не так давно вытворял с моим телом. Его глаза сияли как у дикого кота, необузданного, опасного животного.
А когда двадцатью минутами позже я быстрым шагом возвращался в офис в костюме, «одолженном» мне Алексом взамен испорченного, перед моим внутренним взором так и стояли его необычно-притягательные изумрудные глаза, прощальный взгляд которых навсегда врезался в мою память. Видимо, я долго не смогу забыть его.

Часть вторая: шокай (знакомство)

Часть вторая: шокай (знакомство)

Я выхожу из темноты
На темную дорогу,
И светит лишь луна в дали
На краю гор.

Уже поздно вечером, точнее практически ночью я добрался до своей квартиры. День выдался настолько необычным и суматошным, что к его концу, я чувствовал себя даже хуже, чем выжатый лимон. Сил хватило лишь на то, чтобы доползти до кровати и рухнуть на нее, не раздеваясь, даже не снимая ботинок. Я закрыл глаза и попытался расслабиться, но напряжение не уходило. Картины минувшего дня вращались бесконечным калейдоскопом в моем сознании, принимая причудливые формы из смеси образов и обрывков фраз. Кровь стучала в висках, голова раскалывалась, тело казалось тяжелым, словно налитым свинцом. И на фоне всего этого один единственный образ оставался неизменным и никак не желал покидать мое взбудораженное сознание. Алекс. Как бы было хорошо, если бы мы никогда не встретились. Мне было стыдно за свое поведение, и я не мог дать самому себе объяснение, почему поддался на его провокацию, почему просто не оттолкнул, а позволил себе с головой окунуться в это безумие. «Да, он необычный японец, и, возможно, обладает какой-то особой техникой воздействия на людей…потом та палочка, может в ней все дело? Нет, если я сейчас буду обо всем этом думать, то окончательно свихнусь. А ведь завтра будет не мене напряженный день».

Когда после обеда я пришел в офис, раскрасневшийся и запыхавшийся от долгого бега, в чужом костюме, Пол одарил меня таким красноречивым взглядом, что я готов был чуть ли ни сквозь землю провалиться.
– Я, конечно, понимаю, что ты молод, привлекателен и так деле. Я даже не сомневаюсь, что ты уже успел подцепить себе подружку, но чтобы быть настолько беспечным, как раз в то время, когда компания испытывает огромные трудности, и твое присутствие просто необходимо на всех собраниях… Это знаешь ли…
– Пол! – Прервал я его резким шепотом, утаскивая с прохода за угол, чтобы никто посторонний нас не услышал. – Не мог бы ты…говорить потише. Все же мы в общественном месте.
– Вот именно! – Не унимался тот, кипя праведным гневом. – Вака, похоже, совершенно забыл о своих прямых обязанностях!
– Хватит уже, распекать меня тут как малолетнего! Лучше введи меня побыстрее в курс дела. Что было в этот раз на собрании?
Пол несколько поутих, но все еще бросал на меня укоризненные взгляды из-под светлой лохматой челки.
– На собрании – ничего нового. Без тебя эти обалдуи сами решить ничего не могут. Трясутся при одном упоминании имени Сато. Кстати, этот самый Сато весьма заинтересовался тобой. Через три дня он будет ждать тебя на ночное чаепитие к себе. – Пол внимательно и серьезно посмотрел мне в глаза. – Отказаться от его приглашения ты не можешь – это равносильно неуважению. И если мы не хотим дополнительных проблем, то явиться ты обязан.
Я усмехнулся.
– То есть добровольно-принудительно, так что ли?
– Ты не смейся, – Пол схватил меня за лацканы чужого пиджака и легонечко встряхнул, подозрительно глядя прямо в глаза. – Странный ты какой-то сегодня… Ну да ладно, не в этом суть. Слушай внимательно: пойти ты туда пойдешь, но будь осторожен. Мастер Сато просил тебя придти одному, и что он задумал, никому не известно. Сато Такаши один из самых коварных, жестоких и хладнокровных убийц, которые только есть в Японии. Лучше не становится его врагом, ибо, если и выживешь после столкновения с ним, то будешь молить о смерти, как об избавлении. И это не шутки, Тони. Я говорю все это не для того, чтобы просто попугать тебя. Сато страшный человек. Он принадлежит к семье Инагава-кай, а это третья крупнейшая группировка в Японии. Хоть их оябуна и зовут Инагава Какудзи, для здешних ребят оябуном, то есть отцом, боссом, негласно является Сато. Поэтому прошу, будь осторожен.
Я сглотнул подступивший к горлу комок. Да уж, все интереснее и интереснее. Хотя терять мне особенно нечего, кроме своей непутевой жизни, поэтому я, скорее всего, идеальный кандидат для переговоров. Это так же отличный шанс в приватной беседе поговорить о долге, выяснить подробности, возможно, даже снискать некую милость оябуна и попросить отсрочить выплату на некоторое время. Ведь отец еще не оправился окончательно, а его пребывание в больнице тоже требовало немалых финансовых расходов, которые оплачивались из скудного бюджета фирмы. К братьям я упорно не желал обращаться за помощью. Возможно, это было не так уж и разумно в подобной критической ситуации, но во мне прочно засела убежденность, что я могу справиться со всем сам.

Чайная церемония. Оставшиеся дни я был озабочен только этим. Все свободные минутки, что выдавались, я тратил на то, чтобы найти информацию в Интернете, перерыл кучу сайтов, даже приставал к Полу за разъяснениями. Но здоровяк лишь почесал в затылке и беспомощно развел руками. Пробыв в Японии несколько лет, неужели же он так ничего и не узнал о чайной церемонии? Это раздражало. Я очень хотел произвести впечатление на Сато, приятно удивить его, расположить к себе. Ведь от этой встречи зависит судьба всей компании!
Стоп. Внезапная догадка заставила меня резко подскочить в кресле и с отвращением отодвинутся от монитора на внушительное расстояние. Только не это. Совсем плохо, я начинаю вести себя как Джозеф. Он тоже всегда старался всем угодить, всеми способами добиться одобрения, похвалы, выделится, казаться лучшим, и вот к чему это привело. Мне вновь стало стыдно за себя. В который уже раз. Такое впечатление, что, приехав в Японию, я только и делаю, что совершаю ошибки.

Сегодня я пошел навестить отца. Старик был еще очень бледный, изможденный, слабый, но он хотя бы был в сознании и смотрел на меня своими старческими глазами, в которых теплилась надежда. Я не мог предать его доверие. Это было бы слишком жестоко и несправедливо по отношению к нему. Поэтому, натянув на лицо маску беспечности, я улыбался и рассказывал ему, как замечательно идут дела на фирме, что все вскоре совсем наладится, и ему не о чем беспокоится. Его дело – поскорее поправляться, со всем остальным я отлично справлюсь.
На душе скребли кошки, когда я уже поздно вечером покидал больницу. Да, отец был счастлив видеть меня, счастлив узнать, что на фирме все хорошо. Он просто не мог не поверить сыну, и я просто обязан был оправдать его надежды.


Наступил этот день, когда уже поздно вечером я должен был предстать перед светлыми очами мастера Сато, как называл его Пол. Весь день у меня все сыпалось из рук, я натыкался на стены, людей, предметы интерьера. Мне приходилось произносить тысячи извинений за свою рассеянность и несобранность. На очередном собрании совета директоров, где обсуждались немаловажные вопросы по выходу компании из кризиса, предлагались новые стратегии, составлялись планы и т.д., я был очень невнимательным и практически все пропустил мимо ушей. Из ступора меня, на некоторое время, вывел Пол сидевший рядом, больно ущипнув за локоть, так что я едва ли сдержал крик, прикусив себе губу.
– Вы, конечно, вака, и все такое, но не могли бы Вы быть сейчас чуточку повнимательнее. Джон не только для себя говорит, но и для Вас тоже, вака.
– Прекрати называть меня «вака»! – Прошипел я в ответ. – Что это за слово вообще такое?! – Моему возмущению не было предела.
Пол, прикрыв ладонью рот, кашлянул, тем самым подавив рвущийся наружу смешок, и, почти про себя, произнес:
– Нет, определенно, «бака» [дурак - яп.]тебе больше подходит. Не в этом дело. Понимаю, что ты сейчас взвинчен предстоящей встречей с Сато, но, пожалуйста, успокойся уже, наконец, и попытайся сосредоточиться на насущных проблемах. Джон дело говорит. Мы все думали, как привлечь больше клиентов в наши рестораны и тем самым повысить продажи, и он, кажется, нашел выход, а ты вместо того, чтобы слушать, в облаках летаешь.
Одарив Пола пронизывающим взглядом, я невероятным усилием собрал-таки остатки воли в кулак и направил внимание на говорившего. Видимо, вид у меня стал настолько сосредоточенным и серьезным, что Джон всего раз взглянув в мою сторону, совершенно сбился с мысли и так и не смог внятно изложить свою идею до конца. Собрание пришлось перенести на завтра, ввиду сильного утомления и перенапряжения всех присутствующих, включая оратора.
Я все еще сидел на стуле со скрещенными на груди руками и хмурился в пустое пространство перед собой. Когда за последним участником собрания закрылась входная дверь, и в комнате остались только я и Пол, откуда-то сбоку раздался оглушительный хохот. Я обернулся, все еще держа брови, словно сросшимися на переносице.
Около меня, одной рукой держась за спинку стула, а другой за собственный живот, буквально складывался пополам в приступе безудержного хохота мой главный помощник.
Сначала я разозлился, потом обиделся, а потом…мы уже оба хохотали как сумасшедшие.
Отсмеявшись, вытирая рукавом выступившие на глаза слезы, Пол с силой хлопнул меня по плечу.
– Ну, вака, теперь то уж ты точно произвел впечатление, да еще какое!
Успокоившись и улыбнувшись Полу, я произнес:
– Теперь главное – произвести впечатление на Сато, ведь так? Хоть мне это и жутко не нравится.
– Мне тоже, – ответил тот уже абсолютно серьезно, положив руку на мое плече и посмотрев прямо в глаза. – Будь осторожен.

В назначенное время я, одетый в традиционное строгое кимоно, стоял перед воротами загородной резиденции господина Сато и бессознательно мял в руке край своего темно-синего хаори, пытаясь собраться с духом, чтобы войти.
Около одиннадцати вечера прямо к отелю, где я жил, подъехал огромный лимузин, и меня очень настоятельно «сопроводили» в машину. Я попытался вежливо отказаться, сославшись на то, что через пять минут меня будет ждать мой собственный водитель. Но люди в элегантных черных костюмах, глаза которых закрывали непроницаемые темные очки, так же вежливо объяснили мне, что это распоряжение их хозяина, и он очень огорчится, если я не приму этот его благородный жест по отношению к себе. Делать было нечего – пришлось принять столь настойчивое предложение. Мне дали лишь что-то около минуты, оставить записку шоферу, чтобы тот не волновался и не поднимал панику, по поводу моего внезапного исчезновения.
Сопровождающих было трое, но один из них почему-то привлек мое внимание. Он очень странно себя повел, когда я в сопровождении двух других, выходил сквозь стеклянные двери отеля. Парень, что стоял у лимузина, держа руки за спиной, и невозмутимо дожидался своих товарищей, вдруг странно дернулся, и мне показалось, что даже побледнел, когда я, миновав его, уселся в салон. Двери захлопнулись со всех сторон одновременно, и мы отправились в путь.
Странный юноша, что так отреагировал на мое появление, сидел рядом с абсолютно каменным выражением лица, идентичным такому же бесстрастному выражению на лицах остальных своих товарищей. Молчание затягивалось, а нервное перенапряжение становилось невыносимым: таким, что я не выдержал и стал нести какую-то чушь про погоду, проносящийся мимо пейзаж, про свои первые впечатления о Японии, про тайное желание попрактиковаться в кендо и, наконец, даже про философию чайной церемонии. Со стороны это выглядело комичным донельзя. Но на лицах моих «конвоиров» за все время поездки не дрогнул ни один мускул. Их выдержка была безупречной.

Выдохнув, я сделал шаг вперед. В ту же секунду ворота открылись, впуская меня в типичный японский сад. Извилистая дорожка из крупных булыжников вела прямо к чайному домику, что располагался в дальней части сада. Однако мои сопровождающие повели меня в совершенно противоположную от домика сторону. Один из них, видя мое замешательство, пододвинулся почти вплотную и произнес:
– Сначала состоится праздничный ужин в Вашу честь, и только потом будет проведена традиционная церемония, чтобы показать гостю, наши обычаи. Хозяин очень чтит нашу культуру и традиции и в знак уважения дарует Вам титул сёкяку - почетного гостя на этот вечер.
Почему-то мне это сразу же не понравилось – такие почести, человеку, которого видишь впервые. Странно все это.
Меня сопроводили в главный дом, в небольшую комнату для гостей. Перед входом мы все сняли уличную обувь и одели специальные мягкие тапочки. По веранде мои спутники продвигались легко и бесшумно. Я же ощущал себя, словно слон в посудной лавке. Дом выглядел настолько хрупким, изящным и легким, почти воздушным, что я со своими внушительными габаритами, чувствовал себя здесь чужеродным элементом, нарушающим тонкую восточную красоту и гармонию. Мы остановились напротив полупрозрачной стены, и один из охранников, отодвинув в сторону сёдзи, с поклоном пригласил меня войти внутрь. Чтобы беспрепятственно пройти, мне пришлось склониться чуть ли не в три погибели. Я очень осторожно переступил порог, и практически не поднимая головы, поскольку потолки были явно не рассчитаны на мой внушительный рост, быстрым шагом прошел в центр комнаты. Там прямо на полу стоял небольшой столик из темного дерева, на котором располагались тарелки с традиционным рисом и кари. В центре столика рядом с небольшим графинчиком с сакэ, уютно соседствовала такая же миниатюрная ваза с одним единственным нежным цветком камелии. Как только я уселся на подушку и распрямился, то сразу же был пойман цепким взглядом глубоких темно-синих глаз напротив.
Он сидел абсолютно неподвижно и улыбался лишь уголками губ, глаза же его не выражали ничего, кроме глубокого покоя, граничащего с безразличием. Мастер Сато, а что это был именно он, я уже не сомневался, судя по всему, был, как и большинство японцев невысокого роста, и даже сидя, едва доставал мне до груди. У него были длинные, густые, слегка припорошенные сединой, прямые волосы, доходящие до самых бедер, перехваченные сзади темной шелковой лентой. Высокий чистый лоб, который лишь изредка пересекала одна единственная складка, и то только когда черные в разлет брови поднимались от удивления или восхищения, что было явлением не особенно частым. Странно, но в этот момент перед моим внутренним взором почему-то предстал совершенно иной образ. Алекс был намного выше, да и его черты лица: тонкий прямой нос с чувственно подрагивающими ноздрями, светлая кожа и изумрудный цвет глаз – все это делало его больше похожим на европейца, чем на японца. Только лишь разрез глаз, жесткие серо-черные волосы и горячий темперамент выдавали в нем азиатские корни.
Телохранители тоже вошли в комнату, но расположились в отдалении по углам на почтительном расстоянии, застыв с прямой спиной, словно истуканы, не издавая ни звука.
Уже в который раз я внутренне поразился безупречной выдержке и дисциплине этих ребят.
Между тем, мастер Сато широким жестом руки предложил мне отведать кари.
– Господин Маккензи, не сочтите за грубость, но прошу Вас отведать сие скромное угощение. Мы, воины, привыкли потреблять самую простую пищу.
– Не стоит беспокоиться, мастер Сато, – поспешил я его заверить, беря в руки палочки. – Я очень благодарен Вам за приглашение и за столь радушный прием. И рис, кстати – мое любимое блюдо.
Японец явно остался доволен моим высказыванием, потому как улыбнулся и одобрительно покачал головой.
Ели молча. Я старался быть как можно более осторожным и аккуратным при обращении с палочками, потому как все время чувствовал на себе внимательный оценивающий взгляд мастера Сато. Он словно бы тестировал меня, вот только зачем ему это понадобилось? Покончив с нехитрой едой, я медленно отложил палочки в сторону и, взяв салфетку, обмакнул губы, а затем вновь поднял взгляд на японца. Он уже доел свою порцию и, все так же сохраняя на лице вежливую улыбку, щелкнул пальцами. От стены отделился один из «охранников» и, бесшумно подойдя к столу, сняв предварительно темные очки, склонился в почтительном поклоне около правого плеча Сато. Тот махнул рукой, указывая на графинчик с сакэ. Юноша, не поднимая головы, присел рядом на колени и, протянув руку, налил прозрачную жидкость в небольшую пиалу хозяину, а затем… Он поднял глаза, и на секунду наши взгляды пересеклись.
У меня закружилась голова, и сразу стало нечем дышать. Эти зеленые глаза… Я проглотил подступивший к горлу комок и судорожно вцепился в собственные хакама, словно в спасательный круг. Целый бесконечный миг, который длился всего пару секунд, я смотрел на него, не веря своим глазам. Мастер Сато заметил эти взгляды, которым мы обменялись с его телохранителем, и загадочно улыбнулся, слегка приподняв бровь.
Усилием воли я заставил себя отвернуться и не смотреть больше в сторону Алекса. Его присутствие так близко, почти рядом бросало меня то в жар, то в холод; лежащие на коленях руки дрожали. Отчаянно хотелось просто вскочить и покинуть это место, бежать, куда глаза глядят, но я не мог заставить себя даже пошевелится, настолько я был шокирован нашей внезапной встречей. Похоже, что парень находился в схожем, близком к смятению состоянии, что было недопустимо в его теперешнем положении.
Мастер Сато повелительным жестом указал в мою сторону и промолвил:
– Алекс, дорогой, ты совершенно забыл о нашем госте. Это очень невежливо, наполнить чашу только хозяину и забыть про сёкяку.
Обращаясь ко мне, он произнес:
– Простите его великодушно, господин Маккензи. Алекс еще очень молод, к тому же долгое время провел заграницей, получая образование. Как Вы, наверное, уже заметили, Алекс не чистокровный японец. Его мать была француженкой, а отец – наполовину кореец, наполовину японец. Сказывается смешанная кровь, и иногда он позволяет себе быть не тактичным.
Сато нахмурился, буквально пронзая свое «дитя» тяжелым взглядом. Алекс развернулся ко мне и поспешно склонился, коснувшись лбом пола.
– Прошу Вас, простить меня, я вел себя с Вами непростительно грубо и…
Я не дал ему договорить. Изумление и первоначальный шок моментально сменились возмущением и раздражением. Я схватил его за плечи и ощутимо встряхнул, заставив распрямиться.
– Никогда так больше не делай! – Прошипел я ему в лицо и, повернувшись к Сато, который с явным изумлением и любопытством наблюдал за всей этой сценой, произнес:
– Я очень уважаю Ваши обычаи и культуру, мастер Сато. И даже восхищаюсь ей, но только не поймите меня неправильно, на дворе двадцать первый век, и отношения хозяин-слуга являются пережитком прошлого. Сейчас все люди стремятся к равенству, сотрудничеству, но ни как не рабству.
Высказав все это, я ощутил, как в комнате мгновенно повисла звенящая тишина. Напряжение тонкой струной вибрировало в воздухе. Краем глаза я увидел, как двое охранников, что остались у двери, схватились за рукояти ниоткуда взявшихся мечей; видел, в каком отчаянии смотрел на меня Алекс, и уже медленно переводил взгляд на Сато, как вдруг тишину прервал громкий, раскатистый смех. Все взоры тотчас были обращены на хозяина дома. Старик хохотал, держась за бока и вытирая рукавом выступившие на глазах слезы.
– Ох, и шутник же Вы, господин Маккензи. Давненько я так не смеялся.
Я подался вперед и хотел было уже возразить, но тут моей руки коснулись тонкие холодные пальцы и сжали с такой силой, что я едва не вскрикнул от боли. И тот час же горячий шепот обжег мне щеку:
– Если тебе дорога твоя жизнь, не говори больше ни слова.
Он тут же отстранился от меня и в мгновение ока оказался сидящим подле своего хозяина. Как же я ненавидел себя в этот момент. Ведь еще одно мое неосторожное слово и…неизвестно, чем бы все это закончилось.
Придя в себя, Сато махнул рукой, настороженная охрана расслабилась, отпустив рукояти катан и положив руки на колени, снова застыла в неподвижности.
– Вы очень интересный молодой человек, господин Маккензи, раз не побоялись открыто возразить мне, – тихо произнес Сато, не скрывая улыбки. – Тем любопытнее. Вы смогли еще больше заинтересовать меня. Итак, если у Вас есть какие-либо вопросы ко мне, просьбы, предложения, то лучше всего обсудить это прямо сейчас, поскольку во время чайной церемонии все суетные проблемы этого мира мы оставляем за порогом, дабы всецело насладиться красотой, погрузится в мир созерцательного, приобщится к возвышенному. Таким образом, мы отдаем дань потребностям не только тела, но и духа.
Сато замолчал, выразительно глядя на меня своими глубокими синими глазами. Алекс, сидя чуть в стороне, справа от хозяина, буквально прожигал меня взглядом. Я чувствовал себя очень неуютно, но, проглотив подступивший в очередной раз к горлу комок, я, очень осторожно, подбирая слова, изложил свою просьбу об отсрочке выплаты долга, рассказав все без утайки о реальном положении дел.
Сато слушал, не перебивая, очень внимательно, и когда я закончил свою речь, произнес, потирая подбородок:
– Конечно, я могу пойти на уступки и отсрочить выплату долга, ну, скажем, на три месяца, и то только потому, что Вы мне нравитесь и производите впечатление более надежного и честного человека, чем Ваш предшественник. Однако за отсрочку придется заплатить проценты, и это уже будет не миллион долларов , а миллион триста, по десять процентов за каждый месяц отсрочки. Готовы ли Вы на это?
Я вздохнул.
– У меня нет другого выхода, господин Сато. Сейчас мы навряд ли сможем набрать такую сумму, но если наш план сработает, то при привлечении новых клиентов сумма продаж возрастет, и мы оплатим Вам долг даже с процентами.
– Вы молоды и наивны, – усмехнулся японец. – Однако мне нравится Ваше упорство и решительность, а еще этот блеск в глазах. Когда-то я сам был таким же молодым и упрямым. Дерзайте, и желаю Вам добиться успеха!
– Спасибо, – произнес я и впервые за все пребывания в этом доме позволил себе улыбнуться.
Однако это были еще не все потрясения сегодняшней ночи. Главный сюрприз ожидал меня впереди.
Чайная церемония прошла по всем канонам: неспешная, неторопливая, созерцательная. Сато сам готовил чай, а затем угощал своего единственного гостя, то есть меня. Я расслабился окончательно, настроившись на философский лад. Мы вели неспешные беседы с хозяином о дзене, читали стихи и разбирали их философский смысл. Мастер Сато оказался очень хорошим собеседником, который не только умел говорить, но и слушать, что не менее важно. Я был приятно удивлен, что он, якудза, кровожадный убийца, каким считали его многие, если не большинство, оказался человеком, тонко чувствующим, глубоко проникающим в самую суть, в то скрытое, что стоит за словами и, что не менее важно, он мог интерпретировать древние изречения на вполне понятном, доступном языке. К концу церемонии я был просто очарован им. Я забыл обо всем на свете, даже о присутствии Алекса, который сопровождал нас всю дорогу, а затем лишь ему одному было разрешено войти вместе со мной и хозяином в чайный домик и присутствовать на самой церемонии, тихо сидя в углу на коленях. Я едва ли замечал, каким взглядами, награждал меня Алекс: от предостережения, ведомого только ему одному, до тоски и боли. Он так отчаянно хотел мне что-то сказать, от чего-то предостеречь, но я был глух, слеп и бесчувственен ко всем его немым мольбам.
В самом конце чаепития мы с Сато, раздвинув сёдзи, сидели и любовались полной луной, зеркальное отражение которой было поймано гладкой поверхностью пруда, что располагался почти в самом центре сада. Громкий всплеск, и тело карпа, извиваясь, показалось над поверхностью, чтобы в ту же секунду снова погрузится в темные глубины, исказив отражение луны на воде.
– Этот мир настолько хрупок и непостижим, что любое волнение производит настоящую бурю на его поверхности. Однако это всего лишь отражение реальности, как луна в этом пруду. Зная, что все вещи в этом мире переходящи, истинный воин не боится смерти, а делает ее своим союзником. Так мы живем еще с древнейших времен. Вы, наверное, слышали о бусидо – древнем кодексе чести самураев. Мы до сих пор чтим его и стараемся жить по этим правилам, а это значит, что каждый из нас готов умереть в любой момент, если его смерть поможет искупить вину, восстановить поруганную честь. Вам, воспитанным на Западе, где, как Вы и говорили ранее, все борются за равноправие, а на деле лишь еще больше отдаляются друг от друга, обосабливаются, забывают о своих корнях, родных, никогда не понять этого. Не понять, как можно расстаться с жизнью, лишь для того, чтобы восстановить честь и доброе имя хозяина, которого считаешь отцом, и которому предан до самого конца. Жизнь настоящего самурая может оказаться очень короткой, но он никогда не проживет ее в бесчестии.
Сато замолчал, глядя куда-то в даль. Лицо его было бледным на фоне луны, а выражение серьезным. Я тоже молчал, мне просто нечего было сказать. Близился рассвет. Небо на востоке постепенно окрашивалось в розовые тона, а я и не заметил, как пролетела ночь. Вдруг японец развернулся, протянул руку и потрепал меня по волосам.
– Ты мне нравишься все больше, – сказал он. – Ты не такой, как все те, что приезжают с Запада сюда в поисках легкой наживы, и поэтому я хочу помочь тебе.
– Алекс! – Крикнул он, взмахом руки подзывая к себе юношу.
– Хай, Сато-доно! – Мгновенно отреагировал тот.
Я даже не успел увидеть, как Лекс оказался рядом со своим господином, почтительно склонившись перед ним.
– Алекс, с этого дня ты будешь неотлучно с этим молодым человеком. В твои обязанности с этого момента будет входить его защита и выполнение любых приказаний – всего, чтобы он ни попросил. Делай это так же безупречно, будто служишь мне, тебе все понятно?
Лекс склонился в еще более глубоком поклоне, так и не взглянув в мою сторону, и тихо произнес:
– Да, как пожелает хозяин.
Я сидел в полном оцепенении, переводя взгляд с одного на другого. Сато улыбнулся и подмигнул мне, а Алекс послушно поднялся со своего места и оказался справа прямо за моей спиной. Я буквально кожей чувствовал его присутствие. Сильнейшие вибрации исходящие от него, буквально пронзали меня насквозь, заставляя трепетать.
– Сейчас вам двоим лучше всего отдохнуть пару часов. Комната для гостей в Вашем полном распоряжении, господин Маккензи. Алекс проводит Вас туда и останется с Вами. Утром домой вас обоих отвезет мой лимузин. А сейчас прошу простить меня, но буду вынужден Вас покинуть, поскольку другие немаловажные дела требуют моего личного вмешательства.
Сато медленно поднялся и, поклонившись, вышел из чайного домика. Мы остались одни.

Часть третья: чинши (погружение)

Часть третья: чинши (погружение)

Когда я вышел на весенний луг
Фиалки собирать
Мне стало хорошо,
Так хорошо, что я остался на ночь

Прошло несколько томительных минут в полном молчании. Я все еще смотрел сквозь отодвинутые сёдзи на сад, туда, где за поворотом не так давно исчез мастер Сато, никак не мог успокоить бешено колотящееся сердце и заставить себя посмотреть через плече, где как я знал, нет, чувствовал, неподвижно сидел он. Я никак не рассчитывал на такой поворот событий. В моей голове все перепуталось и смешалось. Я абсолютно перестал понимать происходящее. Когда же внезапно ставшая теплой ладонь мягко легла на мое плече, я чуть было не подскочил от неожиданности.
– Вака, Вам не стоит так волноваться. Вы очень понравились мастеру Сато и, похоже, что он взял Вас под свое покровительство, а подобное случается очень нечасто. Теперь у Вас не будет проблем с местной полицией или другими группировками. По крайней мере, пока над Вами будет сохраняться его благоволение.
– И подтверждением этого благоволения являешься ты? – Произнес я, не скрывая сарказма и горечи в голосе.
Алекс усмехнулся и мягко развернул меня к себе лицом, заставив посмотреть прямо в глаза.
– Да, и это тоже.
Мы долго молча смотрели друг на друга. Взгляд Алекса был теперь совершенно другим, спокойным, умиротворенным, где-то в самой глубине притаились озорные искорки, которых мне так не хватало все то время, что мы находились рядом с мастером Сато. Возможно, проявиться его настоящему характеру не давали та жесткая дисциплина, странный «кодекс чести», по которому ему приходилось жить с самого детства. Но ведь европейское образование должно было определенным образом повлиять на мировосприятие Алекса, научить его смотреть несколько иначе на все те правила и принципы, по которым он жил до этого, но, находясь рядом со своим покровителем, Лекс вел себя на редкость скованно и зажато. Видеть его таким послушным и безликим было почему-то мучительно больно. Ведь я знал совершенно другого Алекса, и он мне нравился намного больше. Мои внутренние принципы восставали против теперешнего его поведения. Однако по иронии судьбы я сам с этого момента являлся для Лекса кем-то вроде оябуна, и он, как примерный кобун - «приемный сын» , должен был беспрекословно подчиняться мне.
– Вака, у Вас глаза слипаются, – в тщетных попытках скрыть улыбку, произнес мой новоиспеченный телохранитель и «приемный сын» по совместительству. – Вам лучше пройти сейчас в отведенную для отдыха комнату и попытаться хоть немного отдохнуть.
– Лекс, и ты туда же! – Проворчал я, отводя взгляд в сторону и поднимаясь с колен. – Вака да вака! Что Пол, что ты! Что это хоть за слово то такое?
– Как, а Вы не знаете? – Удивленно поднял на меня брови Алекс.
– Откуда мне знать?! Я в Японии от силы неделю. И прямо с корабля на бал, как говорится, – так же ворчливо произнес я, стараясь скрыть удовлетворенную улыбку.
Алекс оживал буквально на глазах. Его взгляд еще больше потеплел, зажигаясь изнутри знакомыми живыми искорками. Он еле сдерживал себя, только бы не рассмеяться в голос, чтобы скрыть свое состояние, поднес ко рту ладонь и кашлянул.
– Кхм, «вака» по-японски означает, молодой господин.
Я скривился.
– Не называй меня так больше.
Не дожидаясь ответа, я твердым шагом вышел в сад. Лекс бесшумно поднялся и последовал за мной, словно тень. Добравшись до главного дома и пройдя несколько метров по веранде в наугад выбранную сторону, я, наконец- таки, остановился и, развернувшись, хмуро спросил у своего сопровождающего:
– Ну, и где здесь комната для гостей?
Лекс уже был на пределе. Зажав рот рукой, он молча указал в совершенно противоположную сторону. Одарив его красноречивым взглядом, я гордо прошествовал мимо него в указанном направлении.
Комната ничуть не отличалась от всех предыдущих: та же строгость и сдержанность во всем, минимум мебели, точнее ее практически не было, кроме выдвижного платяного шкафа и расстеленного в самом центре футона. Футон, кстати, был один.
Я обернулся на Алекса и вопросительно глянул на него. Его рот тронула легкая улыбка, предупреждая мой вопрос:
– Комната в вашем распоряжении, вака, – войдя внутрь, Лекс опустился на татами, пристроив катану между ног, и привалился к стене.
– Ты так собираешься отдыхать? – Я с трудом сдерживал раздражение, противным клубком подкатившее к горлу.
– Да. – Зеленые глаза совершенно спокойно смотрели прямо на меня.
– Это…это черт знает, что?! – Хотелось просто подойти и хорошенько врезать этому паршивцу. – После того…что между нами было, ты ведешь себя так…так… Я уже даже не знаю, как это называется!
Мои кулаки сжимались и разжимались сами собой от бессилия что-либо сделать. Я не понимал его, я совершенно его не понимал. Опять это холодность и отчужденность, расстояние, которое он держал… Зачем? Почему? Ведь мы одни.
Я тряхнул головой: ну что за дикие мысли лезут в голову? Подойдя к футону и присев на колени рядом со своей пастелью, я коснулся его рукой, с секунду раздумывая, а затем залез внутрь и, демонстративно отвернувшись к противоположной стене, зажмурил глаза, всеми силами стараясь расслабиться. К моему большому удивлению, я таки заснул довольно быстро. Не знаю, было ли это в реальности или во сне, было ли это лишь материализацией моего сильнейшего желания, в котором я сам никогда бы себе не признался, однако я так явственно это почувствовал: кто-то неслышно опустился сзади на футон; пальцы мягко убрали волосы с шеи, оголив чувствительную кожу, лишь затем, чтобы нежно, едва уловимо коснуться ее губами. Я ощущал тепло чужого тела, плотно прижавшегося к моему; руку, которая обняла за талию; нос, уткнувшийся в изгиб шеи, в волосы, и с жадностью вдыхающий их аромат. Затем все замерло. Тишина стала оглушающей. Постепенно накатило ощущение умиротворения, покоя, чего-то вечного, словно спустившегося из запредельного, когда все проблемы и тяготы этого мира остаются за порогом, и появляется возможность просто наслаждаться этим моментом близости. Я не в силах был разлепить глаза и проверить, был ли это сон на самом деле. В конце концов, усталость победила, и я сдался, окончательно проваливаясь в объятия долгожданного забвения.


ВНИМАНИЕ: Продолжение в комментариях...

запись создана: 12.11.2009 в 03:43

@темы: зарисовки, отрывки, задумки..., ориджиналы

Comments

[anahata]

Когда я проснулся – его в комнате уже не было. Ярко светило солнце, и о чем-то радостно пели птицы в саду. Сёдзи были оставлены приоткрытыми, и если бы не этот факт и не солнце, что нещадно палило мне прямо в глаза, я навряд ли бы проснулся до вечера. А ведь сегодня еще полно дел.
Я нехотя поднялся с футона и сел, протирая глаза. Отсутствие Алекса меня сильно взволновало, и я поспешил выйти на улицу. От сердца отлегло, когда я увидел его в саду, практикующегося с мечем. Зрелище завораживало: точные, красивые удары, выполненные с безупречной четкостью и грацией. Он словно танцевал с катаной: человек и меч один на один – смертельный танец. Вдруг произошло совершенно неожиданное: буквально из ниоткуда появился другой воин и присоединился к нему. Выпад. Удар. Блеск стали. Невероятный пирует. Снова выпад. Звон мечей, азарт в таких разных, но одинаково искрящихся глазах. Они явно наслаждались процессом – эти двое. Они понимали друг друга намного больше. Мои пальцы с силой вцепились в деревянный поручень и я, не отрываясь, смотрел на них, испытывая в этот момент очень смешанные чувства. Мне не нравилось, что рядом с ним был кто-то другой. Эта страсть, этот азарт они не должны быть вызваны, чем-то еще…кем-то еще, почему-то это казалось неправильным.
Последующие события заставили мое сердце упасть куда-то в область желудка. Тот, что был старше, сделав обманный маневр, резко выкинул вперед руку с мечом, и тонкое лезвие, казалось, вошло прямо в незащищенный бок противника. Алекс моментально согнулся пополам и упал на колени, хватаясь рукой за рану. Я больше не мог оставаться безучастным и выбежал в сад.
– Что Вы наделали? – Вскричал я в испуге, приближаясь к месту происшествия.
Мастер Сато резко обернулся. Легкое удивление на его лице при виде меня сменилось по-отечески теплой улыбкой.
– А, мистер Маккензи, Вы уже проснулись. Надеюсь, что Вы хорошо отдохнули.
– Не об этом сейчас речь, – произнес я резко, нахмурившись и присев рядом с Лексом, помогая тому подняться с колен. Парень все еще держался ладонью за бок. Сквозь пальцы уже сочилась кровь. – Вы совершенно не цените человеческие жизни? Ведь он же Ваш человек, больше – Ваш приемный сын, как же можно?..
Сато снова мягко улыбнулся, пряча катану в ножны и произнес, усаживаясь прямо на землю со скрещенными ногами и обращаясь сначала к Алексу:
– Скорее пойди, обработай царапину, чтобы не пугать нашего слишком впечатлительного гостя.
Алекс улыбнулся и, поклонившись сначала Сато, а потом мне быстрым шагом направился к дому. Я никак не мог успокоиться и тревожным взглядом провожал уделяющуюся фигуру. Он все еще держался за раненный бок, но походка его была стремительной и летящей, а глаза сияли. Таким я Лекса видел до этого лишь однажды в тот первый раз, когда мы познакомились и переспали.
Спокойный голос Сато вернул меня к реальности. Он, словно ребенку, попытался терпеливо объяснить мне происходящее:
– Мистер Маккензи, Вы обращаете внимание только на то, что видите на поверхности, не особо задумываясь, что иной раз вещи могут оказаться совершенно не таким, какими кажутся на первый взгляд. Вот и теперь с Алексом. Этот мальчик, когда-то очень давно сам попросил меня в тренировках с ним использовать настоящее боевое оружие. Так он чувствовал, что быстрее учится, да и удовольствие от тренировок испытывал несравнимо большее. Я пошел ему на уступки. А его сегодняшняя рана – просто царапина, ничего серьезного. Таким как Алекс, просто необходимо время от времени выпускать пар, иначе они могут стать просто неуправляемыми и наделать кучу глупостей.
Мастер Сато вдруг посерьезнел.
– Я не просто так приставил к Вам этого мальчика, мистер Маккензи. Помимо того, что Вы двое явно…симпатизируете друг другу, Алекс действительно может оказаться очень полезным, как Ваш телохранитель и как человек, который знает нашу страну не понаслышке. Но у мальчика очень сложный, даже трудный характер. Управлять им невозможно. Он даже сам себя с трудом контролирует... Я просто надеюсь, что находясь рядом с Вами и ради Вас, он научится действительно сдерживать себя. Как видите, мой, казалось бы, благородный жест имеет под собой и некоторые скрытые мотивы, – он усмехнулся, – но что Вы хотите от якудза. Мы всегда во всем ищем большую выгоду для себя.
– Это я уже понял, – ответил я, серьезно посмотрев прямо в темно-синие глаза. – Что ж, спасибо за гостеприимство, мастер Сато, но у меня на сегодня тоже запланирована куча дел. Поэтому с Вашего позволения… – Я поклонился, намериваясь уйти.
И снова кожей я почувствовал его за своей спиной, но не оглянулся и не посмотрел назад, а твердым шагом направился к выходу. Алекс бесшумной тенью скользил рядом со мной.
Так прошло мое первое знакомство с якудза, прикосновение и некоторое погружение в странную, во многом мне непонятную восточную культуру. Я понимал, что мне предстоит еще глубже окунуться во все это, но даже не представлял насколько.

[anahata]

***

Несколько дней спустя, мы вкалывали, как проклятые, на фирме, пытаясь вытащить ее из затянувшегося кризиса. Пришлось использовать план Джона, хоть мне и очень неприятно было увольнять часть сотрудников одного из ресторанов, который пришлось закрыть, чтобы добыть необходимые средства, для раскрутки четырех оставшихся. Правда, некоторых из них мы потом снова взяли на работу в качестве курьеров. В план входило привлечь новых клиентов за счет введение новой услуги – доставка бизнес-ланчей прямо в офисы. Однако и этого оказалось не достаточно, необходимо было заинтересовать все группы населения. В том числе больше молодежи, а для этого в паре из ресторанов мы установили несколько автоматов для игр, а в двух других караоке. Посетителей действительно стало больше.
Как и сказал мне Алекс, благодаря тому, что меня взял под покровительство сам мастер Сато, назревающая проблема с полицией и неуплатой налогов, как-то сама собой сгладилась и не нависала над нами, как дамоклов меч. Конечно, мы остались должны, и налоговую повинность с нас никто не снимал, но когда я самолично явился в соответствующее учреждение и попытался договориться об отсрочке выплаты, мне ее без труда предоставили, стоило мне лишь назвать свою фамилию. Выйдя из здания, я все еще прибывал в некотором шоке от случившегося. Около выхода меня уже по обыкновению ожидал Алекс. Он теперь неотлучно был со мной и днем, и ночью, и никакие уговоры тут не помогали. Лекс оказался на редкость упертым юношей, и его откровенно сторонились практически все мои знакомые и коллеги по работе. Единственный, в ком он встретил практически такое же по силе сопротивление и упрямство, был Пол. Эти двое с первого дня знакомства невзлюбили друг друга.
– Кто это? – Холодно спросил блондин, буквально впившись колючим взглядом мне за спину.
– Это Алекс Шинли, Пол. Мастер Сато любезно предоставил мне возможность, какое-то время …пользоваться его услугами. Алекс обучался в Европе, но вырос здесь в Японии и очень хорошо знает эту страну, поэтому может быть полезен…
– Не заговаривай мне зубы! – Прошипел Пол, угрожающе двинувшись в сторону Алекса, и не отрывая от него пронизывающего взгляда. – Что он здесь делает? Будет шпионить для своего босса?...
Видя, в каком состоянии тот находился , как сжимались и разжимались его кулаки, я поспешил встрять между ними.
– Пол, ты не понимаешь, мастер Сато, ничего такого не имел в виду…
Блондин перевел на меня полыхающий взгляд.
– Это ты ничего не понимаешь! Так и думал, что угодишь в ловушку, попадешь под чары этого…этого подонка! Он же якудза! Отпетый негодяй и мошенник!
Пол не успел договорить. Сзади послышался характерный звук, вынимаемой из ножен стали. «Лекс таки прихватил с собой катану. И где он ее умудрялся прятать все это время?» – Стремительно пронеслись мысли Однако времени не было. Я резко вскинул руку вверх, имитируя точно такой же жест мастера Сато, и крикнул:
– Лекс, не с места!
Он тут же замер, а затем, с легким шипением, убрал катану обратно в ножны.
Однако он и не думал отводить свой насмешливый взгляд от противника. Уголки губ Алекса сами собой растянулись в хищной ухмылке, а глаза сияли так, что мне стало не по себе. Казалось, что парню нравится вся эта напряженная ситуация. Будто найдя себе соперника, он радовался возможности помериться с ним силами и не только физическими. Это скорее был поединок двух воль, двух не слабых духом людей. В этот миг он не видел меня, казалось, что для него ничего больше не существует, кроме человека напротив, который не побоялся бросить ему вызов.
Я поспешил обернулся к Полу и, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно тверже, произнес:
– Пол, я не хочу никаких разборок между вами, тебе ясно! Алекс останется со мной, так я решил, и ты не сможешь меня отговорить.
– Ты полный кретин, если доверился таким, как Сато. Он продаст тебя с потрохами при первой же возможности, и этот японский выродок вполне может оказаться твоим палачом.
Вперив свой горящий взор в меня, Пол спросил:
– Чем он соблазнил тебя, а Тони?! Уж не тем ли самым, чем всегда славились японские мальчики. Ведь я не понаслышке знаю, что еще частенько входит в обучение мальчиков в домах якудза. И это не только искусство владения мечем, каллиграфия, танец и оригами, уж поверь мне. Они знают, как и чем лучше всего привлечь, привязать к себе накрепко, втереться в доверие. Ты ведь понимаешь, к чему я клоню, а Тони?
Я ошарашено смотрел в потемневшие от гнева глаза, что-то еще плескалось в самой глубине.
– Пол, о чем ты говоришь?...
Блондин взял меня за плечи и ощутимо встряхнул.
– Спрошу более доходчиво: ты спал с ним, Тони?
Какое-то время я не мог вымолвить ни слова, настолько я был шокирован уже в который раз за это бесконечное утро. События повернулись уж совсем неожиданной стороной, когда мы оба услышали голос Алекса, который к тому времени пока мы…беседовали, уже плюхнулся в кресло в моем кабинете и, положив скрещенные ноги на стол, спокойно произнес, разглядывая собственные ногти:
– Да, мы переспали, и что с того? Ты разве не слышал, что сказал тебе Тони: он уже все решил, так что не суй свой нос, куда не просят.

[anahata]

Это могло закончиться очень плохо и закончилось бы, если бы в кабинет не постучали.
– Господин, Маккензи, к Вам посетитель.
Я вздохнул с облегчением, не сводя настороженного взгляда с этих двоих. Если бы взгляд мог убивать, то они давно бы уже были мертвы, пораженные ненавистью друг к другу. Нарочито повышая голос, я произнес:
– Мей, я приму его через пару минут, скажите, чтобы он немного подождал.
– Как пожелаете.
За дверью отчетливо послышался стук ее каблучков, во внезапно повисшей гнетущей тишине. Странно, но никто из нас не слышал, как она подходила к двери, но зато все трое сейчас внимательно вслушивались в этот, казалось, единственный звук в нашей застывшей вселенной.
– Пол, пожалуйста, покинь кабинет. А ты, Алекс, останься, мне нужно кое-что спросить у тебя.
Блондин, бросив еще один, полный ненависти и презрения взгляд в сторону Лекса, резко развернулся и метнулся к выходу из кабинета. Уходя, он с силой хлопнул дверью.
Мы снова остались одни. Я медленно развернулся в его сторону. Лекс уже спустил ноги со стола и, положив на него локти, молча смотрел прямо на меня. Он был абсолютно спокоен и хладнокровен, будто и не было никакой стычки.
– Алекс, – начал было я, тяжело вздохнув и на секунду прикрыв глаза, – Я…
Но договорить мне не дали. Он действовал молниеносно. Алекс вскочил на ноги и, перекинувшись через весь стол, одной рукой уперся в полированную поверхность, а второй схватился за лацкан моего пиджака, резко притянув к себе, поцеловал, жадно впиваясь в губы. Кровь ударила мне в голову, забурлила в жилах. Дыхание сорвалось, и я, как рыба, выброшенная на берег, стал задыхаться от его поцелуя, но ничего не мог с собой поделать. Я опять, как и тогда, оказался в полной его власти.
Вдруг он так же неожиданно отстранился, и с трудом восстановив дыхание, прошептал:
– Тони, так ли уж важна для тебя правда? Ты действительно хочешь ее знать? Неужели тебе не достаточно того, что я просто рядом с тобой? Зачем ты пытаешься копаться в старом грязном белье, в тщетных попытках отыскать никому не нужную истину? Ведь сейчас я всецело принадлежу тебе. Ты можешь делать со мной все, что угодно. Тогда почему ты тратишь столь драгоценное время на выяснение подробностей прошлого? Мы можем умереть в любой момент: нет, не так, тебе я умереть не дам, пока бьется мое сердце, но не думаю, что проживу достаточно долго. Поэтому… Я эгоист, Тони, и хочу успеть насладиться жизнью, пока еще жив. А самое большое наслаждение доставляют мне сейчас две вещи: тренировки с мечем и…ты. Поэтому я хочу тебя все сильнее с того самого первого раз, как только встретил в той забегаловке, как только попробовал тебя на «вкус». С тех самых пор я искал возможность встретиться снова, но судьбе было угодно, чтобы ты сам пришел в дом к моему наставнику и понравился ему, заручившись тем самым его покровительством. Как только я тебя увидел там, то сперва испугался, что ты достанешься другому. В том, что мастер Сато заметит тебя, я практически не сомневался, но я не смог бы перенести, если бы заботиться о тебе поручили кому-то еще. Я просто убил бы его.
– Лекс… – Прошептал я одними губами.
Он вновь не дал мне договорить, легонько прикрыв мой рот рукой.
– Пожалуйста, не говори больше ничего. Я знаю, что ты скажешь: что это не нормально, бесчеловечно, дико, жестоко и всякую подобную чушь. Я не прошу тебя понять меня, поскольку знаю, что ты просто этого не сможешь. Я лишь хочу быть рядом, и…только если ты захочешь этого сам, иногда, согревать твою пастель.
Я был полностью сбит с толку этой тирадой. Его откровенность, абсолютная открытость вышибала из меня жалкие остатки былой уверенности. Я был в полной растерянности.
Он усмехнулся. Его руки скользнули по моим щекам, а пальцы тут же зарылись в волосы. Он притянул меня к себе и еще раз поцеловал. Но в этот раз поцелуй был совершенно другим, более трепетным и даже нежным. Снова отстранившись, он заглянул мне прямо в глаза, и лукаво подмигнув, произнес:
– Вака, мне пора идти, а то Ваш посетитель, наверное, Вас уже заждался.
И он оставил меня одного в кабинете с ощущением полной опустошенности внутри.


Прошло уже около месяца после случая в кабинете. Лекс очень круто изменился после того своего признания. Ко мне он относился подчеркнуто вежливо, и…отстранено, хотя я видел, с каким трудом ему это дается. Алекс был сама любезность и тактичность со всеми сотрудниками фирмы, всем улыбался, помогал во всем, о чем бы его ни попросили, и даже сам проявлял инициативу. При входе открывал перед дамами дверь; по утрам вежливо здоровался с каждым, кого мы встречали по пути в мой кабинет. Словом, это был совершенно другой человек. Таким своим поведением он очень скоро снискал популярность, особенно среди женской половины моих коллег. То, что он якобы «подослан» местным якудза, очень скоро всеми забылось. Лекс стал своим в доску парнем, и его действительно все очень любили. Все, кроме Пола, который его просто на дух не переносил. Впрочем, его чувства были взаимными. Только при виде блондина у Алекса нехорошим блеском загорались глаза, и он не пропускал ни единого удобного случая, чтобы поддеть Пола словесно. Тот вспыхивал, сжимал зубы, но терпел, поскольку Лекс был всегда рядом со мной, и у блондина просто не было случая накостылять паршивцу по шее, ведь я бы этого просто не позволил.

Сейчас стоя на выходе из государственного учреждения, я в кое-то веки позволил себе вздохнуть с облегчением. Вроде бы получилось. Они дали отсрочку на уплату налогов. Я понимал, что все это благодаря влиянию Сато на местные налоговые органы, но предпочитал не особенно заморачиваться на этот счет. Главное сейчас – это результат, отсрочка получена, и теперь можно полностью сконцентрироваться на других немаловажных проблемах.
Я взглянул на юношу, что терпеливо ждал меня около машины, прислонившись к капоту спиной. Зеленые глаза такие спокойные, с едва различимым живым огоньком в самой глубине. Окинув взглядом всю его фигуру, я почему-то подумал, что он красив, той странной экзотической красотой – гремучая смесь Востока и Запада. И, несмотря ни на что, в этот момент я почему-то ощутил радость оттого, что он просто рядом.
– Идем?
– Как прикажете, вака, – Лекс поклонился, с трудом скрывая улыбку.
Я нахмурился уперев руки в бока.
– Алекс, ну сколько раз мне повторять, чтобы ты прекратил называть меня «вака», хотя бы когда мы одни.
Не разгибаясь, он слегка приподнял голову и, лукаво сощурив глаза, произнес:
– Если не буду практиковаться все время, то могу в самый ответственный момент забыться и проявить непочтение к своему господину на людях, а это серьезный проступок, за которым по нашему кодексу чести следует довольно суровое наказание. Поэтому прошу Вас, вака, пожалейте меня и разрешите называть Вас «согласно титулу» и впредь.
С трудом сдерживая улыбку и всеми силами стараясь сохранить суровую маску на лице, я залез в салон машины, дверцу которой предварительно распахнул предо мной Алекс, с услужливым поклоном приглашая усесться внутрь.

[anahata]

Часть четвертая: нарийуки (течение)

Да, сердце человека
Нельзя познать,
Но на родине моей
Цветы пахнут по-прежнему

Сконцентрироваться на работе оказалось делом не легким. Горы отчетов, счетов и прочей бумажной ерунды, хоть и важной, хоть и нужной, но они не входили ни в какое сравнение с тем безумным беспокойством, что буквально пожирало меня все последние дни. Я очень переживал за отца. Ему вроде бы стало легче; он даже стал требовать, чтобы его выписали из больницы, и вдруг опять ухудшение. Причину его теперешнего состояния никто из врачей объяснить не мог; он угасал буквально на глазах.
И еще эти записки… Каждый день, приходя утром на работу, я получал очередное послание – небольшое письмо в сером неприметном конверте, запечатанное красным сургучом со странной символикой на печати. Эти символы были мне не знакомы, а, вскрывая конверт, я каждый раз находил листок, исписанный по-японски, и поскольку языка не знал, то просто не мог его прочитать.
Когда пришел первый такой конверт, мне следовало бы показать его тому, кто знает язык, и это было бы правильным. Но у меня было так много работы, а на конверте не значилось ничего: ни обратного адреса, ни того, кому оно адресовано, так что я просто смял этот странный кусочек бумаги и выкинул его, решив, что, возможно, кто-то из сотрудников захотел неудачно подшутить надо мной. Однако следующим утром на столе лежал еще один точно такой же конверт, мистическим образом попавший в закрытую комнату. Повторение вчерашнего уже настораживало. Я не стал выбрасывать письмо, а спрятал, не желая никого беспокоить: ни Пола, ни тем более Алекса, которой все последнее время был как на иголках из-за постоянных стычек с блондином. Ежедневные словесные пикировки уже успели у них войти в привычку. К тому же Алексу с каждым днем становилось все труднее сдерживать себя. Строить послушного слугу и только в отношениях со мной ему было невероятно трудно. Его свободолюбивая натура восставала против такого положения вещей, но и противиться странным правилам, к которым он был приучен с детства, Лекс не смел. Хозяин для него был всем, а его воля – непреложным законом. Замечая его мучения, я молчал, потому что банально не мог выкроить время, чтобы поговорить с ним начистоту. Но он был рядом, постоянно, помогал во всем, в чем только мог. Одно лишь его присутствие придавало мне сил и уверенности в том, что мы сможем вытащить компанию из кризиса, что все эти трудности временны, и что настанет день…
И этот день настал – очередное письмо. Я уже было хотел по привычке сунуть его в карман, не распечатывая, но что-то словно заставило меня вскрыть его. В конверте не было обычного послания на японском: из него выпал лишь небольшой черный кружок и упал прямо мне под ноги. Я не поленился и, нагнувшись, поднял странный символ. Круг был абсолютно черным без каких-либо опознавательных знаков. Это выглядело зловеще.
Мои руки дрогнули, а в сердце холодной змеей постепенно стал заползать страх.
– Вака?..
Я обернулся. Он стоял в проеме двери и обеспокоено вглядывался мне в лицо.
– Что случилось, Алекс? – Спросил я, стараясь сдерживать дрожь в голосе. Но Лекс, казалось, даже не заметил этого. Юноша всецело был поглощен чем-то другим. Он снова поднял на меня взгляд: в зеленых глазах сквозила боль и сожаление.
– Вака, Ваш отец…
У меня внутри все оборвалось. Не дослушав его до конца, я молнией вылетел из кабинета.
Алекс не отставал от меня ни на шаг. В коридоре я чуть было не столкнулся с Полом.
– Эй, эй, вака, притормозил бы что ли? – Произнес он насмешливо, схватив меня за плечи, и лишь спустя несколько секунд, заметив мое состояние, спросил уже совершенно другим тоном:
– Что-то произошло?
– Не знаю…пока не знаю, – ответил я резче, чем хотелось бы, и дернув плечами, высвобождаясь из его захвата, добавил:
– Отец… Я еду к нему.
Пол опустил меня, а сам кинулся к ближайшему телефону.
– Я вызову машину! – Крикнул он на ходу.

Машина была подана в считанные минуты, но даже эти мгновения ожидания показались мне бесконечно долгими. Страх парализовал душу, мешая сосредоточиться, собраться с мыслями и не паниковать раньше времени. «Отец, только бы с тобой все было хорошо…» – лихорадочно думал я.
Неожиданно теплая ладонь скользнула к моей руке. Абсолютно рефлекторно мои пальцы вцепились в нее и судорожно сжались. В ответ я ощутил лишь легкое, едва уловимое пожатие.
В этот момент к тротуару подъехала машина. Не дожидаясь пока это сделает Лекс, я рывком открыл дверцу и уселся внутрь. Алекс юркнул следом за мной.
– В окружную больницу. И как можно быстрее.
Шофер приставил два пальца к виску, и в тот же миг машина сорвалась с места.

Уже в больнице, сгорая от беспокойства, я еле дождался прихода лечащего врача отца.
– Пожалуйста, молодой человек, не беспокойтесь Вы так, – говорил невысокий японец на ломаном английском, – состояние Вашего отца удовлетворительное. Он даже приходил в сознание ненадолго…
– Ненадолго? В сознание?... Но ведь ему стало хуже, разве не так? Я хочу его видеть, – отрезал я.
– Еще раз прошу Вас успокоиться. Ваша паника совершенно напрасна и выздоровлению Вашего отца никак поспособствовать не может. На данный момент все визиты к нему запрещены. Поэтому прошу Вас сесть и немного придти в себя. Самое разумное, что я могу Вам сейчас посоветовать, это поехать домой и как следует отдохнуть, чтобы в следующий раз, когда Вы предстанете перед отцом, не пугать его своим измученным видом. И не беспокойтесь, мы сразу же сообщим Вам, если будут какие-либо изменения в его состоянии.
– Но все же, что с ним было?
– Еще один сердечный приступ. Это вполне ожидаемо, учитывая, насколько ослаблен был организм.
Я сжал зубы так, что побелевшие губы вытянулись в узкую полоску. Ободряющая и немного беспомощная улыбка этого миниатюрного доктора показалась мне насмешкой. Если бы не Алекс, который буквально вцепился мне в руку, пресекая все мои попытки перейти к решительным действиям, то вполне вероятно предстоящую ночь я провел бы в тюрьме за нанесение тяжких телесных повреждений. Совершенно очевидно, что еще одно столкновение лоб в лоб с законом весьма негативным образом отразилось бы на находящейся и так в шатком положении компании.

[anahata]

После того как испуганный моей бурной реакцией доктор быстро удалялся от нас по коридору, я плюхнулся на диван напротив и, поставив локти на колени, в изнеможении закрыл руками лицо. Все разваливалось буквально на части. Я не знал, что делать дальше, куда двигаться и зачем. Ведь я делал это только ради отца. Надеялся, что когда он выздоровеет, я с гордостью верну ему компанию, уже свободную от всех долгов и обязательств. Но…когда отец так болен, что в любой момент может умереть, все мои усилия, вдруг, показались мне такими бессмысленными.
– Тони, – послышался тихий, но уверенный голос, – ты справишься, ведь ты дал обещание своему отцу, не так ли? Значит, обязан его сдержать, несмотря ни на что.
Я отнял ладони от лица и посмотрел прямо на него. Лекс сидел напротив меня на корточках и, протянув руку, тыльной стороной несмело прикоснулся к щеке в попытке приободрить. Я вздрогнул от неожиданности.
Конечно, в его голове и мысли быть не могло о том, что кто-то может вот так просто сдаться. Их дурацкий «кодекс чести» не допускал такого: либо ты сражаешься до конца, либо совершаешь самоубийство, тем самым, сохраняя честь и верность данному слову. Можно называть это пережитком прошлого. Однако впитанное с молоком матери такое отношение к жизни и смерти составляло немаловажную часть, саму основу воспитания по законам бусидо.
«Алекс, – я засмеялся. Все мое тело сотрясалось от нервного смеха. Я смеялся и никак не мог остановиться, – Алекс, ты и правда живешь по этим древним законам? Или, быть может, просто играешь? Тебе ведь нравится играть, ведь правда? Как и Джозефу…»
От отчаяния, застилавшего разум, я почти сорвался на крик:
– Какое тебе дело до всего этого, а, Лекс?! Ведь ты здесь только потому, что так приказал твой настоящий хозяин?! И тебе глубоко плевать на все, лишь бы соблюсти свой «кодекс чести», выслужиться перед хозяином, и тогда, быть может, ты получишь награду. – Я, чуть склонил голову набок и язвительно продолжил:
– Что это за награда, а, Алекс? О, кажется, я догадываюсь! Ты ведь говорил, что единственное, что тебя… возбуждает, это твоя проклятая катана! Ну да, еще и секс.
Как вы практиковались на мечах, я уже видел. А о других «практиках» как-то обмолвился Пол. Ну и как оно? Есть разница между мной и Сато?!...
Договорить я не успел. Потому, что уже в следующую секунду в мою левую скулу со всей силы врезался кулак, и я повалился на спинку дивана. Резкая боль слегка отрезвила меня: что-то теплое потекло из разбитой губы. Еще не совсем оправившись от шока и внутренне жутко сожалея о жестоких словах, сорвавшихся ранее с языка, я попытался сфокусировать взгляд на бледном лице напротив.
– Никогда…не смей…говорить…так …о Сато-доно, – по слогам прошипел Алекс. – Ты не знаешь…ты ничего не знаешь и не можешь знать…обо мне и о нем. Поэтому ничего не говори, иначе мне придется...убить тебя.
Он говорил серьезно как никогда, и я действительно поверил, что Лекс способен исполнить свою угрозу.
Дальнейшие события развивались стремительно.
После банального «прости», сказанного не отрывая глаз от пола, я, скинув пиджак на диван, провожаемый изумленным взглядом девушки, сидевшей в приемной и наблюдавшей всю эту нелицеприятную сцену с самого начала, быстрым шагом направился в уборную. Алекс остался на месте. Я лишь краем глаза заметил, что он аккуратно присел рядом с моим пиджаком на диван.
Оказавшись один пред зеркалом, я скептически рассматривал себя. Лицо сильно похудело за последнее время, приобретя землистый оттенок, плюс темные круги под глазами и разбитая нижняя губа – все это не добавляло мне привлекательности. А взгляд очень напоминал Алекса: тот же безумный блеск, та же жажда непонятно чего и вместе с тем отчаяние. Определенно, нужно было хотя бы выспаться, тогда и соображать буду более или менее адекватно.
Я плеснул холодной воды себе в лицо и тут же скривился – разбитая губа саднила. Криво улыбнувшись своему отражению, я перекатился на спину и прислонился к гладкой поверхности, запрокинул голову и закрыл глаза. Каменная стена приятно холодила кожу, я позволил себе расслабиться и глубоко вздохнуть, но не успел я опомниться, как в комнату ворвались двое в черных одеждах. Один из них подлетел вплотную ко мне и тотчас же накрыл мой рот и нос платком, пропитанным чем-то. Запах резко ударил мне в ноздри так, что закружилась голова. Мои ноги сами собой стали подкашиваться, и последнее, что я помнил перед тем как окончательно потерять сознание, были руки, которые бережно подхватили мое падающее тело.

Не знаю, сколько времени я был без сознания, пока меня везли до одному похитителю или, возможно, Богу известного места назначения. Я пытался очнуться несколько раз, смутно понимая, что я в машине; моя голова покоилась у кого-то на коленях; ее мягко поддерживали с двух сторон ладони – очень знакомые, надо сказать, вот только где и когда я мог ощущать прикосновение этих рук раньше? Как только там понимали, что я вот- вот очнусь, то снова подносили пропитанный чем-то платок, и я вновь отключался. Во время одного из таких «пробуждений» я внезапно осознал, что мы на корабле. «Как же долго меня везут? И, видимо, куда-то очень далеко. Если бы их целью было убийство, то они не стали бы так долго возиться. Значит, у похитителей иные планы. Какие? А так ли уж это важно сейчас? Все равно сделать, как-то воспротивится им в таком состоянии я не смогу. Тогда мудрее будет воспользоваться шансом и просто отдохнуть, не правда ли?» – успокоенный этой мыслью я погрузился в спасительное забытье.

[anahata]

Очнулся я уже в доме, типичном японском, лежащим на футоне и завернутым в одеяло с ног до головы. В комнате действительно было прохладно, холоднее обычного. Первая мысль не отличалась оригинальностью: «Где я?» Хороший вопрос. Я попытался резко подняться – не следовало мне это делать. Голова отозвалась болью, словно тысячи острых игл одновременно вонзились в нее.
– Вака, сейчас Вам лучше не делать резких движений, – послышался спокойный голос со знакомыми нотками, но тембр его был несколько иным, более глубоким и властным.
Я с трудом повернул голову в направлении звука. На расстоянии в пару метров у противоположной стены сидел незнакомец, облокотившись одной рукой о катану, что держал между ног. Внешне он чем-то неуловимо был похож на Алекса: черты лица; тонкие губы; чувствительные крылья носа; волосы, чуть более темные; и глаза глубокие, словно дно колодца. Он не улыбался, а лишь внимательно, с легкой заинтересованностью разглядывал меня. Однако по выражению его лица все же было очень трудно определить его настоящие эмоции и мысли – опасный человек, непредсказуемый.
– Меня зовут Сато Тоширо, – произнес он все тем же спокойным голосом.
– Сато?.. – Я, полностью позабыв о головной боли, резко сел и снова скривился, хватаясь за голову.
– Как я Вас уже предупреждал, господин Маккензи, Вам лучше не совершать резких движений, иначе Вы вынуждены будете расплачиваться за свои неверные действия собственной болью.
Его слова заставили противного червячка самолюбия шевельнуться внутри. Да, он был прав, тысячу раз прав. Все мои неверные действия в последнее время приносят лишь боль. Это та самая цена, которую приходиться платить за каждый опрометчивый шаг. И это уже не просто какое-то там бусидо, это закон жизни. Интересно, сколько еще шишек мне нужно набить, чтобы чему-то научится?
Возвращаясь из мира своих размышлений в день сегодняшний, я наконец-то понял, что уже не день, а вечер. Это я отметил для себя, наблюдая за огненно-красными бликами солнца, проникающими в помещение сквозь щель слегка приоткрытых сёдзи.
Немного успокоившись и осторожно положив голову на квадратную подушку, я спросил:
– Немногим ранее Вы сказали, что Ваша фамилия Сато? Значит вы родственники с Такаши-доно?
– Да, это так. Сато Такаши мой отец.
Мысли снова беспокойно заворочались в моей больной голове.
– Тогда почему?..
– Вы хотите знать, почему Вы здесь? – Холодно перебил меня младший Сато. – Думаю, что лучше меня Вам объяснит ситуацию сам господин Сато. Мы лишь выполняли его распоряжение по просьбе одного небезразличного главе человека. Это все, что я знаю.
Вот так просто: выполнять приказ вышестоящего, не раздумывая, не колеблясь и не сомневаясь.
И словно одного потрясения мне было мало: сёдзи раздвинулись и в помещение, предварительно сняв обувь, вошел юноша с подносом в руках. Он бесшумно подошел к футону и, сев на колени, пристроил поднос рядом, а затем посмотрел мне прямо в глаза.
Будучи более не в силах выносить этого взгляда, я отвернулся.
– Что все это значит, Алекс? – Мой голос стал непривычно холодным, стальным, чужим.
Но он не дрогнул и совершенно спокойно ответил:
– Как и сказал Тоширо-доно, Вам, вака, лучше дождаться Сато-доно. Он прибудет на Хоккайдо завтра рано утром, тогда все и прояснится, а до тех пор поешьте немного и отдохните. Это поможет восстановить силы. Разговор будет…трудным, поэтому…
– Алекс! – Вскричал я, хватая его за грудки. – Пожалуйста, я устал от ваших интриг! У меня и так забот хватает, чтобы еще играть в ваши непонятные игры. Просто расскажи мне, в чем дело? Разве я многого прошу?
– Да… – Выдавил он из себя, и, спрятав глаза, не оборачиваясь, поспешно вышел из комнаты, снова оставив меня в полной растерянности.

Есть не хотелось совсем. Однако я заставил-таки себя проглотить несколько ложек. Кто знает этих якудза, вдруг у них есть еще какое-нибудь наказание на случай, если гость отказывается от еды. Я не хотел, чтобы Алекс как-то пострадал из-за меня. Теперь все их правила, обряды и посвящения предстали предо мной в каком-то извращенном, гротескном виде, и ни какой романтики и восхищения не осталось и в помине. Хорошо, когда об этом читаешь в книжках или смотришь фильмы: следующие пути бусидо самураи выглядят романтично, завораживают, на это покупаешься. Но вот когда сталкиваешься с подобным образом поведения в жизни, когда налет романтизма слетает, и ты просто видишь людей, порабощенных какой-то идеей, полностью зависимых, несвободных – становится страшно.
Внезапно я вспомнил: Лекс упомянул Хоккайдо. «Это же черти где от центра, от Токио! Неудивительно, что они потратили столько времени, добираясь сюда…» – думал я.

Утро все никак не хотело наступать. Я ворочался с боку на бок на своем футоне. Ощущение присутствия другого человека в комнате давило неимоверно, хотя он это свое присутствие старался сделать максимально незаметным. Он даже не шелохнулся за все это время, сидя, привалившись спиной к стене со своей неизменной катаной. Тоширо – сын Сато. «Интересно, зачем им понадобилось похищать меня?» – гадал я про себя. Мысли путались, сбивались, но упрямо не желали оставлять меня в покое. Лишь когда небо постепенно начало сереть, возвещая о наступлении утра, мне ненадолго удалось провалиться в беспокойный сон.

Проснулся я от прикосновения ледяных пальцев к щеке и губам. Они тут же отдернулись, как только я поморщился от боли, ведь рана на моей губе была еще совсем свежей. Открыв глаза, я увидел знакомый профиль, склонившийся надо мной. Алекс ничего не говорил, просто сидел и смотрел на меня, словно бы стараясь запомнить каждую черточку. Эта жажда в его взгляде, этот голод и отчаяние пугали; желание и невозможность его удовлетворить; слово, данное мне «…только если ты сам захочешь…» Но я не хотел.
Разорвать это затянувшееся молчание помогло тихое корректное покашливание, донесшееся откуда-то сбоку. Мы с Алексом одновременно вздрогнули, и он отшатнулся от меня, будто его ударило электрическим током. Лекс сел на корточки и тут же перевел взгляд в сторону расставленных сёдзи. Я приподнялся с футона и, проследив за направлением взгляда Лекса, наткнулся на знакомый силуэт при входе.
– Сато-доно будет ждать Вас через полчаса в саду в беседке, – произнес Тоширо тоном, лишенным всяких эмоций. – Прошу Вас не опаздывать, господин Маккензи.
Затем старший сделал знак младшему, и они вышли из комнаты, оставив меня в полном одиночестве.
Я бросил взгляд вниз на аккуратно сложенное кимоно, оставленное Лексом, и вздохнул. Делать было нечего, я обязан явиться, хоть мне и не хотелось. Я не ощущал в себе достаточно сил, твердости и воли, чтобы встречаться с главой клана. Эти проклятые зеленые глаза: они были всем, о чем я мог сейчас думать.

Было слегка зябко в это раннее утро в саду; все-таки человеческое тело скорее адаптируется к теплу, чем к холоду. Я поежился от внезапного порыва прохладного ветерка и поспешил к виднеющейся в самом конце сада беседке.
Сад камней завораживал. Несмотря на свою простоту, строгость и даже некую скупость и однообразность цветовой гаммы, он притягивал к себе совершенством форм, изяществом и приближенностью к природному естеству. Сад был наполнен умиротворением и гармонией. Если бы не напряжение и нервозность, не покидавшие меня все последнее время, то я вполне смог бы насладится окружающим рукотворным пейзажем, но расслабиться я не мог. Чем ближе подходил к беседке, тем сильнее натягивались нервы, словно струны, готовые вот- вот порваться.
– О, господин Маккензи, очень рад Вас видеть! – Приветливо улыбаясь, промолвил Сато, сидевший, по-обыкновению скрестив ноги на полу. – Прошу присаживайтесь, – жестом руки он указал на свободную подушку.
Перед Сато стояло низкорослое деревце, похожее на карликовую сосну, которому он до моего появления очень бережно равнял веточки, придавая деревцу еще более совершенную форму.
Проследив направление моего взгляда, Сато, еще раз лучезарно улыбнувшись, принялся терпеливо объяснять:
– Это бансай, семейная реликвия. Несмотря на миниатюрные размеры, ему уже почти сто лет. Еще мой прадед привез эту сосенку из Америки, когда посетил ее в своем кругосветном путешествии. Хироши был очень похож на Алекса. В нем было столько беспокойной энергии и активности, что он просто не мог долго сидеть на одном месте…
Я медленно начинал выходить из себя и беспокойно заерзал на подушке. Хитрый старик явно заметил мое нетерпение и, даже не скрывая ехидной улыбки, продолжал повествование о своем непоседливом предке.
– …Хироши объездил очень много стран, побывал практически во всех уголках земного шара и привез много редкостей, диковин со всего света. Лишь предчувствуя свой скорый конец, он вернулся на родину. Как рассказывал мне мой отец, который в свою очередь слышал это от своего отца, а тот был непосредственным свидетелем этого события, Хироши вернулся в Японию совсем стариком, но его тело было еще здоровым и крепким. Сойдя с корабля, он упал на колени и поцеловал землю перед собой, произнеся сакраментальную фразу: «Вот теперь я действительно дома…» Довольно странно было услышать из его уст такое, учитывая тот факт, что этот бродяга в самом начале не признавал никаких границ, утверждая, что его дом – весь мир, – Сато усмехнулся, как всегда поглаживая гладкий подбородок, и, скосив на меня лукавый взгляд, добавил:
– Ох, и о чем это я… Ах да, Вы ведь, наверняка, ждете от меня объяснений, Вашего недавнего «похищения», не так ли, господин Маккензи?
Проглотив подступивший к горлу комок раздражения, я с трудом выдавил из себя:
– Если это Вас не затруднит, Сато-доно, то я хотел бы получить от Вас некоторые объяснения относительно данного…инцидента.
– Хорошо, – произнес тот. Улыбка не сходила с его лица.
– Прежде всего, это «похищение» не совсем «похищение», а скорее – самый быстрый способ уберечь Вас от опасности, которая сейчас нависла над Вами.
Я удивленно вскинул брови:
– Осмелюсь поинтересоваться, что же это за опасность такая, что потребовала столь «радикальных» мер?
Старик, скрестив руки на груди и посерьезнев, произнес:
– Вас хотят уничтожить. Причем это касается не только Вас лично, но и компании, а так же Вашего отца.

[anahata]

– Почему Вы в этом так уверены, Сато-доно? – Произнес я с вызовом, внутренне холодея от неприятных предчувствий.
Ответом мне был внимательный взгляд темно-синих глаз.
– Вы молоды, а потому глупы, наивны и заносчивы, юноша.
Слова старого японца задели меня, и я, прикусив нижнюю губу, враждебно уставился на Сато. «Как смеет какой-то японец отчитывать меня как...как какого-то мальчишку, хуже – будто я его подчиненный!»
Игнорируя мое взвинченное состояние, которое он, конечно же, заметил, Сато продолжил, не скрывая стальных ноток в голосе:
– Я задам Вам лишь пару вопросов. Когда Вам стали приходить эти письма с угрозами? И как давно Вы получили черную метку?
Я опешил. «Он знает! Он все знает! Но откуда? Я не рассказывал о письмах ни одной живой душе, даже Лексу! Стоп. Алекс, а не мог ли он?..» – я стал судорожно соображать: «Тогда в больнице я оставил пиджак на диване, когда повздорил с Алексом, и пошел в уборную. Метка и письмо были в кармане…» Я резко вскинул голову.
– Первое письмо пришло около недели назад, а метка... вчера утром. Это Алекс рассказал Вам обо всем?
– Да. Мальчик очень беспокоится за тебя, Тони, – серьезно произнес японец, также как и Лекс, неожиданно переходя на более неформальный язык. Видимо, у них это «семейное».
– Поэтому, – продолжил после незначительной паузы Сато, – нам и пришлось прибегнуть к «похищению», ведь ты сам ни за что бы не согласился скрываться, оставив компанию и отца в опасности.
– Но я…
Сато поднял вверх правую руку, прерывая меня на полуслове.
– Пожалуйста, выслушайте меня до конца, – сказал он приглушенно. – Вы попали в довольно…щекотливую ситуацию, и в этом есть доля моей вины. Тот, кто угрожает Вам расправой, является моим давним заклятым врагом, который никогда не упустит шанса напакостить мне. Прямого столкновения со мной Асегава боится, но он постоянно ищет повод вызвать меня «на дуэль», любым способом, чтобы доказать свое превосходство и заполучить большее влияние в клане. На этот раз он прознал, что Вы и вся Ваша компания находитесь под моим покровительством, и задействовал свою основную казенную карту, так кстати, оказавшуюся под рукой. Имя Марк Грей Вам ни о чем не скажет, а вот Джозеф Маккензи…
– Джозеф… – Одними губами повторил я, все еще не веря своим ушам. Ярость постепенно стала подниматься откуда-то из самых глубин, мешая дышать. Я сжал кулаки и стиснул зубы.
– Успокойтесь, – сказал Сато, на мгновенье положив ладонь на мой кулак. – Ваша злость тут не поможет.
Я перевел пылающий взгляд на японца, его слова, сказанные ровным, спокойным голосом и взгляд полный понимания, подействовали на меня отрезвляюще. Стараясь, чтобы голос звучал как можно более безразлично, я спросил:
– Откуда у Вас эта информация?
– Вы забываете, мистер Маккензи, о том кто я, – Сато криво усмехнулся. – У нас всегда были и есть свои собственные источники и способы добычи нужной информации. Моя оплошность была лишь в том, что я не устроил проверку сразу. Теперь же прошу Вас задержаться на этом острове ненадолго, пока все более или менее не утихнет. Не беспокойтесь ни о чем и положитесь на меня. Все-таки эти разборки внутри клана имеют к Вам лишь опосредованное отношение.
– Однако…
– Это моя ошибка, а за ошибки нужно платить – таков закон, и наша гордость не позволит долгу остаться неоплаченным. Вы тоже должны хоть частично да понимать это, ведь даже на Западе еще сохранилось некое понятие о чести.
«Конечно, в средневековых легендах!» – иронично подумал я. Мне больше ничего не оставалось делать, как принять сие «приглашение» погостить на острове… «Острове?! И во что я только вляпался!» – промелькнуло у меня в голове.

[anahata]

Часть пятая: ранрю (стремнина)

Хотя я знаю на рассвете,
Что сумерки вернутся,
Как ненавижу я
День наступающий

Последующие дни стали для меня настоящим кошмаром. Сато, отдав все необходимые распоряжения, в том числе и на мой счет, практически сразу же отбыл с острова после нашего последнего разговора с ним. Оставаться наедине со своими мрачными, невеселыми мыслями все двадцать четыре часа в сутки оказалось просто пыткой. Мне не разрешалось выходить из дома дальше сада, и я постоянно находился под бдительным оком кого-нибудь из людей, приставленных ко мне Сато. Алекс тоже был в числе охранявших меня, но наши встречи не были особенно частыми – всего пару часов утром и вечером, все остальное время за мной присматривал Тоширо. От сына Сато, казалось, так и веяло холодом и безразличием. Он постоянно молчал, сидя неподвижно в своем углу. Когда же я пытался заговорить с ним, то отвечал кратко и односложно, так что я очень скоро оставил все свои попытки разговорить его.
Самыми невыносимыми были вечерние и ночные часы, когда я раз за разом прокручивал в голове всевозможные ужасные сценарии того, что могло случиться за время моего отсутствия в Токио. Под конец я не выдержал и попытался сбежать. План был нехитрый: когда все заснут, я планировал выбраться из дома и, добравшись под покровом ночи до порта, покинуть проклятый остров, подкупив кого-нибудь из рыбаков, выходивших утром в море, доставить меня до Хоккайдо. А там уже легче: можно позвонить Полу, а он уж точно все организует. Я доверял ему практически как самому себе.
Единственное, что мешало мне совершить побег в ту же ночь, как Сато отбыл с острова, был Алекс. Я настолько привык, что он рядом, что просто не представлял себе, как буду обходиться без него. Он казался незаменимым и не только как отличный работник, подчиненный с прекрасным креативным мышлением и всегда новыми нестандартными идеями и советами, которые очень помогали мне разбираться в хитросплетениях местных законов бизнеса легального и не очень. Он поддерживал меня во всем, в чем только мог. Однако я знал, что если перед ним встанет выбор: я или Сато, он, не колеблясь, выберет его. Поэтому я медлил, поэтому я боялся. Я так злился на себя, на него, на Сато, на их проклятый «кодекс чести», которому они следуют. Я так хотел… А чего, собственно, я хотел? Ведь сам же выступал за свободу, говорил, что каждый вправе выбирать самостоятельно, как ему жить; что отношения «хозяин-слуга» неприемлемы в наше время, так что же теперь? «Ты непоследователен и нелогичен, Тони. Алекс не твоя собственность. Он с тобой только лишь потому, что сам это выбрал, и он так же свободно может решить покинуть тебя, когда захочет. Ты не должен этому противиться. Ведь тогда все твои слова о свободе, равенстве есть ни что иное как ложь, – я усмехнулся собственным мыслям, – кажется, у меня тоже есть свой собственный «кодекс чести», следуя которому, я выбрал единственно верное, как мне показалось на тот момент, решение.
В этот раз я умудрился лечь, не снимая одежды, так что никто ничего не заметил. Вечером, по уже сложившейся традиции на смену Тоширо пришел Алекс, и я стал невольным свидетелем их короткого диалога.
– Как он?
– Спит. А как ты?
– Все хорошо, не беспокойся.
– Выглядишь усталым. Смотри не покажи это ему.
– Я знаю, Тоширо-сан, и могу держать себя в руках.
Смешок.
– Ну-ну… Ладно, оставляю его на тебя.
Тоширо ушел, и поскольку двигался он почти бесшумно, то я скорее почувствовал его отсутствие по изменившейся атмосфере в комнате, ставшей не такой гнетущей. Остался лишь Алекс. Он подошел ко мне и, усевшись рядом на колени, уже
по-обыкновению, легонько провел кончиками пальцев по щеке, настолько неуловимо, что если бы я не бодрствовал, то ни за что бы не ощутил его невесомого касания. Мне стоило больших усилий сдержать собственную реакцию на это прикосновение; пришлось даже до боли закусить губу.
Наконец, недолгая пытка была окончена, и он как обычно устроился у противоположной стены и затих. Минуты складывались в часы томительного ожидания. Еще очень нескоро я решился пошевелиться, и то лишь после того как, жадно вслушиваясь в пустоту окружающей ночи, на грани слухового восприятия уловил мерное дыхание из противоположного конца комнаты. Алекс уснул. Это был знак к началу действий.
Стараясь по возможности двигаться бесшумно, я вылез из-под одеяла и, поднявшись, прошествовал к выходу. Сёдзи, на счастье, были оставлены приоткрытыми, так что мне не пришлось издавать лишних звуков, которые могли бы прервать чуткий сон моего хранителя. Уже стоя у выхода, я обернулся, чтобы навсегда запечатлеть в памяти его образ. В свете луны его лицо было бледным, темные круги под глазами и неестественная впалость щек выдавали, насколько он был изможден. Сердце сжалось от сострадания. Я не знал, чем он занимается днем, но раз его это так выматывает… «Алекс, если ты так устаешь, то почему все равно приходишь сюда и охраняешь меня? Ведь наверняка есть и другие, кто мог бы это делать. Долг, честь, обещание, данное оябуну – ты поступаешь так только из-за этого? Тогда тем более… Чем скорее я уйду, тем будет лучше для всех. Терпеть не могу доставлять другим лишнее беспокойство…» – успокаивая себя подобным образом, я отвернулся и решительно ступил в сад.
Полная луна заливала все вокруг своим призрачным светом, выхватывая из сумрака силуэты низкорослых деревьев и кустарников, делая их более четкими, рельефными, мистическими. Ноги, обутые в деревянные сандалии на высокой платформе, мягко ступали по серебряному песку. Стараясь двигаться как можно тише, одновременно любуясь красотой ночи, будто в последний раз, впитывая этот момент до капли, я проживал его полностью.
Будучи уже в самом конце сада перед воротами, я был пойман. Незнакомец появился неожиданно. Я даже не до конца понял, что произошло. Я ощутил рывок назад, чужие руки, захватив меня в стальной капкан и выдавив из легких весь воздух, резко развернули лицом к себе. Перехват запястий и подсечка под ноги. Не успев опомниться, я уже лежал на земле, крепко придавленный усевшимся на меня сверху телом.
– Идиот! – Прошипел он, дрожа от ярости. – Какого хрена ты здесь делаешь?
– Алекс? – Я отказывался верить одновременно и своим глазам, и ушам. Никогда еще я не видел его таким взбешенным.
– Придурок! – Продолжал он орать на меня. – Если тебя кто-то поймает за пределами этих стен, то не сносить тебе головы! Сато-доно и так из кожи вон лезет, чтобы только прикрыть твою задницу, а ты?! Мать твою, и когда ты только поумнеешь!
Я взбесился.
– Черт возьми, Лекс! Какого хрена, ты орешь на меня! Я нихрена не понимаю, что за игры вы тут затеяли с твоим драгоценным Сато! И не хочу понимать! Просто оставьте меня в покое! Я сам со всем справлюсь!
Он резко наклонился, остановившись слишком близко от моего лица. Я ощущал его дыхание на своих губах. Мое сердце заходилось, готовое выпрыгнуть из груди. Его губы растянулись в подобие улыбки, и, разогнувшись, он произнес уже спокойнее:
– Придется понять, Тони. Сато-доно рассказал тебе ровно столько, сколько было нужно. Он думал, что этого достаточно, чтобы ты понял и не совершал глупостей. Видимо, он переоценил твои способности, и мне придется рассказать тебе чуть больше и более доходчиво.

[anahata]

Вернувшись в комнату в самом паршивом расположении духа, я плюхнулся на футон и, скрестив руки, враждебно уставился на Лекса, ожидая дальнейших разъяснений. Юноша вздохнул, медленно и плавно опустившись на татами напротив.
– Постараюсь быть как можно более кратким, – произнес Алекс, вскинув на меня свой пронзительный взгляд. – Все не так просто, как мы полагали в самом начале. Асегава осмелел настолько, что решил практически напрямую выступить против Сато-доно. И все потому, что Сато-сама проявил слабость и неосмотрительность, взяв под свою опеку тебя и твою компанию, не устроив еще раз надлежащую проверку. Если бы он только знал, что бывшим директором и подставным лицом в твоей компании был тот самый Марк Грей, что находится теперь на службе у Асегавы, то действовал бы совершенно по-другому, не так опрометчиво, предлагая открыто тебе свою помощь.
Совсем недавно выяснилось, что Марк Грей и есть Джозеф Маккензи. По прибытии в Японию твой сводный брат Джозеф имел весьма смутное понимание относительно реального фронта предстоящей работы. Его представления о ведении дел в компании были слишком радужными. Он думал, что с легкостью сумеет добиться успеха в такой «варварской стране» как Япония. Но все получилось не так, как он рассчитывал, даже при условии наличия такого высокопрофессионального помощника как Пол, компания терпела все большие убытки. Тогда Джозеф решился на отчаянный шаг – прибегнуть к помощи местных якудза. Так он вышел на Сато-доно, у которого и одолжил тот самый миллион долларов. Однако и это не помогло. Алчный до денег и не желающий больше связываться с заведомо проигрышным делом, он просто сбежал, прихватив всю сумму с собой и оставив компанию на произвол судьбы. Затем на какое-то время он исчез. Ни полиция, ни наши люди очень долго не могли его найти, а после выяснилось, что Джозеф стал чуть ли не единственным иностранцем, принятым в клан Асегавы, и все из-за того, что последний пронюхал про его связь с твоей фирмой.
Внезапно я ощутил, как тошнота подкатывает к горлу.
– Хочешь сказать, что это я во всем виноват, потому что принял помощь твоего оябуна, о которой даже не просил?! Единственное, о чем я просил – это отсрочить выплату долга и все! Остальное… – Я запнулся, понимая, что сболтнул лишнего. Лицо Алекса заострилось, на скулах заиграли желваки. Он понял то, что чуть было, не сорвалось у меня с языка, и это его сильно задело, хоть он старался не подавать вида, предпочитая проглотить обиду.
– Сато-доно взял на себя заботу о тебе по собственной воле, – произнес он холодно, – потому что ты…ему понравился, он увидел в тебе потенциал. Это редкость, чтобы кто-то, тем более иностранец, понравился нашему оябуну с первого взгляда, да так, чтобы он взял на себя ответственность за него. Поэтому, – вдруг Алекс вцепился в мои запястья и, с мольбой заглянув прямо в глаза, продолжил:
– Тони, очень тебя прошу, не делай больше глупостей, и…просто доверься ему.
«Довериться? Сато? Якудзе?» Моя голова снова шла кругом.
Внезапно, осознав, что переступает некие границы недозволенности, которые сам же себе и установил, Алекс резко отдернул руки и отвернулся.
– Простите меня, вака. Я был слишком…несдержанным и непочтительным сегодня с Вами.
Я смотрел мимо него, практически не замечая его состояния. С ледяными нотками, так явственно прозвеневшими в голосе, я задал следующий вопрос:
– Как вы узнали, что Марк Грей это Джозеф?
Лекс вздохнул, уже в который раз за сегодня и, проведя рукой по волосам, продолжил. Видимо, он не хотел скрывать от меня больше правду, в то же время меня не покидало ощущение, что он что-то все время недоговаривает, очень осторожно подбирая слова.
– Джозеф изменил внешность и имя, чтобы его не могли узнать, но все раскрылось, как только ты стал получать эти письма с угрозами. Там, на красном сургуче была печать клана Асегавы.
«Так вот что это были за знаки, – рассеянно подумал я, – …воздушный дракон, пожирающий карпа...»
Между тем Лекс продолжал:
– На следующий день после того как тебя так внезапно «похитили» из больницы, никто еще не был оповещен о твоем исчезновении. Пол думал, что ты остался ночевать у постели отца, поэтому особо не волновался.
Курьер пришел еще раз. Это был подосланный убийца, потому как по правилам те, кто получают черную метку, не живут более 24-х часов. За ним стали следить наши люди и проследили до того момента, как он на обратном пути встретился с заказчиком. Этим заказчиком был Марк Грей. В разговоре с ним курьер проговорился и назвал его настоящим именем. Так все и раскрылось.
– Эти письма…ведь я никому о них не рассказывал, так как же они попали к вам? – Спросил я строго, хоть и знал уже ответ на этот вопрос. Я просто хотел проверить его.
Алекс посмотрел мне прямо в глаза. Его взгляд снова полыхал, но он сдерживал себя.
– Я был тем, кто нашел письма в кармане твоего пиджака.
– И сразу побежал докладывать «папочке»?!
Ярость, клокотавшая в горле, мешала дышать, и я сжал кулаки, с ненавистью уставившись в дорогие глаза. Вот такой казус: испытывать дикую нежность и злость в один и тот же момент.
– Почему, Алекс?... Почему ты, прежде всего, не поговорил со мной обо всем об этом?
– А ты бы стал слушать?! – Неожиданно взвился он, теряя остатки терпения. – Даже если бы и послушал, то стал бы раздумывать, упуская драгоценное время? Я просто не хотел потерять тебя из-за такой ерунды!
– Лекс… – Произнес я, смягчившись, и неожиданно легонько коснулся его щеки. Юноша застыл, не решаясь даже вздохнуть.
– Прости, меня… Я ужасно устал от всей это недосказанности. Я просто хочу точно знать, что происходит и…помочь. Не хочу быть просто балластом. Неужели вы думаете, что я настолько беспомощный, что нуждаюсь в вашей постоянной опеке и контроле, м? Ведь я тоже могу постоять за себя и за тех, кто мне дорог.
Он смотрел на меня, не отрываясь, застыв в немом изумлении.
Я улыбнулся и, притянув его к себе, крепко обнял, а потом, бережно положив его на футон, промолвил:
– Сегодня я буду тем, кто охраняет твой сон. Тебе надо отдохнуть, я же вижу какой ты весь дерганный из-за хронического недосыпания. Отдыхай и ни о чем не беспокойся, хотя бы сейчас.
Я протянул руку и медленно провел по его широкому чистому лбу, откидывая в сторону длинную прядку волос. Неожиданно он повернул голову и в знак благодарности и согласия легонько коснулся губами моей руки, а затем закрыл глаза. Я так и не убрал ладонь от его лица и, аккуратно пристроившись рядом на футоне, вскоре тоже забылся глубоким сном.

***

Утро наступило внезапно. Проснулся я оттого, что почувствовал чей-то взгляд, прожигающий меня насквозь, и, моментально распахнув глаза, резко повернул голову в сторону выхода. Там, привалившись к косяку спиной и скрестив руки на груди, стоял Тоширо, внимательно разглядывая представшею его взору живописную картину. Когда я проследил за направлением его взгляда, то обнаружил Алекса, что спал подле меня. Его щека покоилась на моей ладони, которую он вдобавок бережно накрыл своей. Поняв, в каком щекотливом положении мы оказались, и что, должно быть, подумал Тоширо, мне стало стыдно и, запустив пятерню в волосы, я попытался оправдаться:
– Это не то, о чем Вы подумали, Тоширо-сан. Я и Лекс…между нами ничего не было прошлой ночью. Просто он так устает, и я…
Впервые на его бесстрастном лице появился намек на улыбку.
– Можете не беспокоиться, господин Макензи – то, как проводит ночи Алекс – не мое дело, даже если между вами что-то есть. Но это уже будет проблемой, если из-за ваших отношений Алекс пропускает утренние тренировки, на которые обязан являться в каком бы состоянии он ни был.
Я разозлился.
– Даже если он устал так, что с ног валится, выполняя все Ваши поручения?! Это просто…бесчеловечно!
Тоширо криво усмехнулся и вперил в меня тяжелый взгляд обсидиановых глаз.
– Чем больше он будет практиковаться, тем больше у него шансов остаться в живых, – произнес он ледяным тоном. – Вы чужак, поэтому многого не понимаете.
– Тоширо –сан! – Неожиданно воскликнул Алекс, резко вскакивая с футона. – Прошу Вас…
Тоширо перевел на него взгляд, и меня словно отпустили стальные тиски. Я смог вздохнуть с облегчением. Между тем Алекс, взяв себя в руки, поклонившись младшему Сато в ноги, спокойно произнес:
– Прошу Вас простить меня, Тоширо–сан, за то, что проспал тренировку и не только, ведь я должен был охранять господина Маккензи, но не справился. Вина целиком и полностью лежит на мне. Я приму любое Ваше наказание.
Тоширо лишь молча указал на его катану, лежащую рядом на полу.
– Идем, – сказал он коротко.
Алекс, не оборачиваясь, вышел в сад следом за высоким японцем. У меня все оборвалось внутри. Неужели за такой незначительный проступок в наказание полагается…
Спустя несколько мгновений, я словно во сне последовал за ними. Я очень боялся того, что может произойти. Остановившись на веранде, откуда отлично просматривалась песчаная площадка на заднем дворе, и, оказавшись у поручней, я стал напряженно следить за действом, разворачивающимся перед моими глазами.
Оба одновременно и очень медленно обнажили сверкающие на солнце лезвия своих мечей и встали в стойку. Я сглотнул подступивший к горлу комок.

[anahata]

Неожиданно Тоширо распрямился, опустив катану и, не оборачиваясь в мою сторону, поманил меня к себе. Алекс, как и я с изумлением наблюдали за его действиями.
– Ну же, мистер Маккензи, – крикнул он, все еще не сводя взгляда с Алекса. – Вы же так хотели научиться фехтовать. Повернувшись ко мне, он произнес уже тише:
– Прошу великодушно простить меня, но вчера ночью, проходя мимо Вашей комнаты, я стал невольным свидетелем Вашего последнего разговора с Алексом, в котором Вы утверждали, что можете постоять за себя. Вам предоставляется великолепный шанс продемонстрировать это.
– Тоширо, – прошипел Алекс безо всякого уважительного суффикса в конце. – Это уже слишком!
– Помолчи, Алекс, – грубо прервал его тот. – Ну что же Вы, господин Маккензи? Вот Ваша катана, а вот и противник, – и он жестом указал на Алекса.
Для парня это было уже последней каплей. Лицо Лекса стало пунцовым, и он уже собрался выкрикнуть что-то нелестное в адрес Тоширо, но я остановил его жестом руки.
– Хорошо, я согласен, что за свои слова надо отвечать, и готов доказать это на личном примере.
– Отлично, – произнес он спокойно и, поворачиваясь к Лексу, добавил:
– Это твое наказание за сегодняшнее опоздание, Алекс, ведь ты сказал, что примешь любое, поэтому сражайся с ним в полную силу. Теперь он твой противник.
Алекс смотрел на Тоширо с нескрываемой ненавистью, но ничего не сказал, лишь покрепче перехватил катану в руках.
Тоширо отошел в сторону, как только передал мне в руку свою катану. Я посмотрел вниз на тонкое лезвие – блеск стали завораживал. В кровь ударил адреналин, и я действительно поверил, что смогу. Придется вспомнить те немногие уроки фехтования, которые я посещал в университете. Но, как говорил наш преподаватель: «Тело помнит навык, даже если он долго не использовался». Кендо – все же не обычное фехтование, но у меня не было выхода.
Вскинув голову, я взглянул прямо в яростные зеленые глаза напротив; на моих губах сама собой всплыла коварная ухмылка. Кажется, я больше начинал понимать Алекса и его любовь к катане.
– Но у меня есть одно условие, Тоширо-доно, – произнес я, не отрывая взгляда от своего противника.
– И какое же?
– Если я выиграю, то есть смогу коснуться Алекса, то он исполнит одно мое желание.
Тоширо хмыкнул.
– Хорошо, но только в пределах разумного.
Он был уверен, что я проиграю, так же как и Алекс. Ну-ну, мы еще посмотрим.
Откуда-то взялась бесшабашность и слепая вера в то, что можешь абсолютно все, даже устоять против профессионала, тренирующегося годами, более того любящего свое дело.
Мы мягко кружили друг напротив друга несколько бесконечных мгновений, и никто из нас не решался сделать первый шаг. Глаза в глаза, клинок против клинка, воля против воли; сама жизнь, сосредоточенная на кончике лезвия. Весь мир сузился до одного единственного существа – противника напротив. Он стал миром, вселенной на этот бесконечно долгий миг, где жизнь и смерть танцуют свой вечный танец.
С шумом вобрав в легкие воздух, я напал первым, выпуская наружу победный вопль. Сталь звякнула о сталь, и он легко увернулся, отскочив в сторону. Алекс начинал заводиться не на шутку: глаза сияли, на губах играла улыбка – он словно был в своей родной стихии и, кажется, понемногу начинал терять контроль. Его удары с каждым разом становились все сильнее и изощреннее. Он постепенно забывал, кто пред ним, что я не профессионал, что мне все труднее отражать, сдерживать и не пропускать его удары. Еще чуть-чуть и он наверняка задел бы меня, но в этот момент на лезвие моего клинка упал солнечный блик; свет, отраженный от стали, попал ему прямо в глаза, заставив на миг зажмуриться и потерять концентрацию. Это был мой единственный шанс на не совсем честную победу. Я кинулся вперед, сшибая его с ног, придавливая к земле и лишая возможности двигаться. Тяжело дыша, я навис над ним, приставив холодное лезвие к горлу, а заглянув в глаза…просто не смог больше оторвать взгляд. Алекс, сжимавший до этого катану в правой руке, разжал пальцы, и она выпала, покатившись по песку, так и осталась лежать там. В этот момент весь остальной мир словно перестал существовать. «Что это?... Неужели…» – промелькнуло у меня в голове.
Сбоку раздалось вежливое покашливание, которое и вывело нас из ступора. Я тут же поднялся на ноги и, протянув руку, помог подняться Алексу. Пробурчав в ответ слова благодарности, он, так и не поднимая глаз, отошел в сторону на безопасное расстояние. Тоширо, стоявший неподалеку около веранды, до сих пор наблюдал за всем происходящим, не вмешиваясь, с вежливой заинтересованностью, но последний инцидент заставил-таки его напомнить о своем присутствии.
– Теперь, господин Маккензи, надеюсь, что Вы на собственном опыте убедились, что профессионалу, такому как Алекс или я, Вы не сможете оказать достойного сопротивления. Однако я все же впечатлен Вашими навыками. Вы где-то обучались искусству фехтования?
– Да, – произнес я сухо, стряхивая пыль с рукавов своего кимоно, – три года в Гарвардском клубе. Я даже один раз был победителем межрегиональных соревнований, и мне пророчили неплохое будущее на этом поприще.
– Почему же Вы бросили?
Я опустил голову.
– Обстоятельства так сложились. Я должен был после окончания помогать отцу и братьям управляться с семейным бизнесом.
– И Вы пошли против своих собственных стремлений в угоду надеждам, которые возлагали на Вас отец и братья?
Дальнейший разговор стал напоминать допрос, который был мне очень неприятен. Тоширо словно наступал на больную мозоль, причем делал это совершенно осознанно. Я поймал на себе внимательный взгляд глубоких обсидиановых глаз. Показалось ли мне это, но я так ясно увидел в них насмешку, нескрываемую иронию.
Я с вызовом смотрел на него.
– Чего Вы добиваетесь?
Тоширо, выдержав мой взгляд, пожал плечами.
– Просто хотел чуть больше узнать о Вас, мастер Маккензи. Отец прав – Вы интересный человек. В Вас мистическим образом уживаются Ваши внутренние истинные стремления и принципы, по которым Вы хотели бы жить, и которые Вам кажутся правильными, с навязанными извне. Это самообман, а ложь – это всего лишь ложь, и ей никогда не превратиться в правду, как ее не отбеливай. Вы живете в жестких рамках своей среды, довольствуясь иллюзией свободы выбора, а у нас все проще: слова не расходятся с делом. Поэтому Алекс выполнит Вашу просьбу, как проигравший сегодняшнюю схватку, хоть Ваш выигрыш и был делом случая.
Бросая мне в лицо эти слова словно перчатку, Тоширо развернулся и медленно стал удаляться с поля недавнего сражения.
В моей голове все смешалось. Я просто отказывался верить в то, что он прав. Я только и делал, что всю жизнь слушал отца, старался быть не хуже старших братьев, которых мне постоянно ставили в пример, и до уровня которых я отчаянно старался дотянуться. И факультет-то я выбрал в Гарварде экономический, потому как во всем хотел подражать отцу и старшим братьям. Но я так и не смог закончить его с отличием, как и они – не хватило таланта, а может, это было просто не мое? И эта поездка в Японию…не явилась ли она причиной того, что, тем самым, я хотел доказать и отцу, и братьям, что чего-то стою? От всех этих не веселых мыслей стало не по себе. Получалось, что вся моя прошлая жизнь строилась исключительно на лжи и самообмане, но от себя ведь так просто не убежишь.
Из раздумий меня вывел Алекс, который уже некоторое время стоял совсем рядом со мной, но я его упорно не замечал.
– Вака, так каково же будет Ваше желание?
Я вздрогнул, и, посмотрев на него, не смог сдержать улыбки. Его глаза сияли. Почему-то вдруг стало так хорошо и тепло на душе. Нет, то что я попал в Японию, не было ошибкой, ведь в противном случае я никогда бы не встретил Алекса и Сато, не познакомился бы с Полом и даже Тоширо, преподавшим мне только что самый бесценный урок.
– Лекс, я слышал, что сегодня в поселке намечается праздник. Так вот я хотел бы пойти туда с тобой, если это, конечно, возможно...

***

Этим же вечером мы вышли за пределы дома Сато. Я хотел осмотреться во чтобы то ни стало, да и потом уже целую неделю взаперти – это было слишком. Отпустить меня с острова совсем – было желанием, заведомо неисполнимым, а вот выйти наружу… Как ни странно, Тоширо разрешил нам с Алексом совершить эту вылазку. Наш выход пришелся как раз на канун очередного праздника; карнавальные костюмы и маски были обычным делом в такое время, а нам служили еще и отличной маскировкой. На мне было надето кимоно, какое обычно носили аристократы в средневековой Японии, и простая белая маска-очки, закрывающая пол лица. Алекс облачился призраком, надев, белоснежное кимоно, которое ему безумно шло, и какой-то странный головной убор – обруч с белым треугольником вершиной вверх. Для полноты образа он использовал белую пудру и подвешенный к левому боку бутафорский окровавленный кинжал; красное пятно расползалось во все стороны от мнимой раны и выглядело зловеще. Стоило только мне увидеть его в этом облачении, как внезапно к горлу подкатила тошнота.
– Вака! Вака, с Вами все в порядке? Вы такой бледный, Вака!...
Он подхватил меня под руку. Одной ладонью прикрыв рот, я покачнулся, так явственно представив его…мертвым.
– Все в порядке, Лекс… – произнес я неуверенно, прячась за натянутой улыбкой. – Просто здесь слишком душно. Пойдем, выйдем на воздух.

[anahata]

Он кивнул головой, но в зеленых глазах все еще плескалось беспокойство.
– Вака, пожалуйста, не скрывайте от меня ничего… – Тихо произнес он, пока мы шли по лесной тропинке к виднеющимся невдалеке ярким огням.
Я удивленно вскинул брови и с наигранной беспечностью улыбнулся.
– О чем ты, Лекс?
– Вы выглядели испуганным, когда увидели меня в этом наряде? Вы что-то увидели?
– В каком смысле? – Продолжал я играть в непонимание, всем сердцем желая избежать этого разговора и забыть обо всем, что только что мне пригрезилось. «Это всего лишь игра воображения. Конечно, Алекс похож на мертвого, ведь он же в костюме призрака, так и должно быть, разве нет?» – мысленно убеждал я себя. Внезапная паника, нахлынувшая из глубины, заставила бесконтрольно содрогнуться тело. Хотелось просто схватить его в охапку и не отпускать, никогда не отпускать от себя ни на шаг. Бросить все и увезти его в Америку, подальше от опасности, которой здесь ежеминутно подвергается его жизнь. Однако я просто стоял напротив него, бледный как мел, будучи не в силах пошевелиться или произнести хотя бы слово.
Он взял меня за плечи и легонько встряхнул, заглядывая прямо в глаза.
– Очнитесь, вака. Не знаю, где только что бродила Ваша душа, но я здесь, рядом… Вам не о чем беспокоиться.
– Алекс… – Только и сумел выговорить я.
Он лучезарно улыбнулся. Эти зеленые искрящиеся глаза, полные задора и жажды жизни, совершенно не сочетались с образом духа усопшего.
После заминки мы двинулись дальше.

На самом празднике я был больше свидетелем, чем участником, а вот Алекс «отрывался на полную катушку». Он дрался с местными мальчишками на деревянных мечах, играл в наперсток, танцевал, пел и всячески развлекался. Он тащил меня от шатра к шатру, что тянулись стройными рядами и уходили, казалось, в бесконечность, и никак не мог остановиться. Его глаза загорались все большим азартом, а бесконечная энергия плескалась через край. Я едва поспевал за ним, чувствуя себя по сравнению с ним древним стариком, разучившимся радоваться простым вещам.
Едва мы достигли конца фестивальных рядов, как Лекс неожиданно остановился и потянул меня за собой в сторону, подальше от толпы и чужих глаз. Мы вышли на берег моря. Где-то невдалеке еще звучали тамтамы, пели флейты и эрху, слышались голоса людей, но здесь было так спокойно. Тихий шепот прибоя приносил чувство умиротворения. На небе одна за другой зажигались звезды. Над нами раскинулся огромный, безбрежный океан небесного купола; казалось, что мы одни во всей Вселенной. Все проблемы и заботы, вся эта мышиная возня – все, абсолютно все показалось в тот момент пустяком.
Алекс неспешно прошелся передо мной по песку и тихо опустился рядом.
– Вака?..
– М?
– Можно задать вопрос?
– Да.
– Как…Вы относитесь ко мне?
Это было так неожиданно, что я застыл, не зная, что сказать.
– К чему такой вопрос, Лекс? – Ничего более умного, чем ответить вопросом на вопрос, я не придумал.
Алекс опустил голову и, вновь посмотрев на меня, неожиданно скорчил веселую рожицу и показал мне язык. Внезапно он вскочил с песка и радостно возвестил:
– Не обращайте внимания! Я дурачусь, поэтому и говорю всякие глупости. Ведь это практически в первый раз, когда я вот так могу веселиться и знаю, что не обязан контролировать свои эмоции. Поэтому…спасибо за этот вечер, вака. – Он немного помолчал, задумчиво глядя на волны. Ветерок легонько шевельнул его волосы. Наигранная улыбка Алекса постепенно таяла. – Но это только…один единственный раз…с тобой. – Прошептал он почти про себя одними губами.
Я встал с места и решительно подошел к нему, беря за плечи, резко разворачивая к себе. Его голова откинулась назад, когда он все же решился медленно поднять на меня глаза. Не раздумывая больше ни секунды, я буквально впился в его губы долгим поцелуем. Он дрогнул, но не отстранился, а лишь обвил мою шею руками, еще теснее прижимаясь ко мне всем телом. Разорвать этот поцелуй – было настоящим подвигом для нас обоих: ведь слишком долго колебался один, не решаясь сделать шаг навстречу, и сдерживался другой, не смея идти против воли хозяина. Но теперь…
– Тони, пожалуйста, не здесь… Нам надо возвращаться… Тоширо-сан, он взял с меня обещание, что мы будем…не позже полуночи, а сейчас уже без десяти…
– Плевать!
– Тони!..
– Хорошо-хорошо, – произнес я раздраженно, со вздохом сожаления отрываясь от его губ. Алекс улыбнулся и, схватив меня за руку, потянул обратно вверх в гору.
– Побежали!
«Дьявол, Алекс, я уже не малолетка, чтобы по горам скоростные гонки устраивать, – проворчал я про себя, – но ради того, чтобы увидеть тебя таким счастливым – не грех и по горам побегать».



Часть шестая: узумаки (водоворот)

Мы были вместе только миг,
Но мы верили,
Что наша любовь
Будет длиться тысячелетия.

До дома мы добрались вовремя, обнаружив, однако, что Тоширо уже нетерпеливо ожидал нас у самых ворот. Как только мы, никем не замеченные, проникли за спасительные стены, тот, наконец, смог вздохнуть с облегчением.
– Вы едва не опоздали! – Накинулся он тут же на Лекса, проявляя столь несвойственное ему раздражение.
– Но мы все же прибыли вовремя, – произнес я спокойно, тем самым, переводя внимание и гнев Тоширо на себя.
Черные глаза буквально буравили меня. Немного смягчившись, он произнес:
– Теперь это уже не столь важно. Вы оба – быстро мыться и в постель. Алекс, сегодня ты будешь спасть в отдельной комнате.
Предупреждая любые возражения жестом руки, Тоширо продолжил:
– Знаю, что ты скажешь, что должен охранять покой своего теперешнего господина, но, посмотри, на себя. Ты выглядишь хуже не куда. Даже умудрился потерять концентрацию из-за такой ерунды как солнечный блик сегодня утром. Теперь ты выспишься, даже если тебе этого и не хочется, а за господином Маккензи присмотрю я.
Мы быстро обменялись с Алексом красноречивыми взглядами. Как только Тоширо отдал свои последние распоряжения, он сразу же вышел в сад и, обернувшись, выжидающе и строго поглядел на Алекса. Однако тому хватило тех нескольких мгновений, пока Тоширо стоял спиной к нам. Он легонько пожал мою руку и, быстро чмокнув в щеку, произнес:
– Не беспокойся и доверься мне. Через полчаса я буду у тебя, и Тоширо нам не помешает. Ведь ты же не выгонишь меня теперь, правда? – Улыбнувшись, он озорно подмигнул мне. Не успел я опомниться, как он выбежал в сад вслед за Тоширо.

[anahata]

Последующие томительные минуты ожидания, показавшиеся мне часами, были настоящей пыткой. Я так долго колебался, сомневался, не решаясь прикоснутся к нему. Я банально боялся того, что сам не справлюсь с этим. Их культура и психология кардинально отличались от нашей, западной, но дело было даже не в этом. Чем больше я проводил время с Алексом, тем больше узнавал его, погружался в него и, в конце-концов, привязался к нему психологически, эмоционально так, что просто не представлял себе существование без него. Мне казалось, что я могу улавливать малейшие изменения его состояния. Единственный сдерживающий меня барьер рухнул сегодня, когда я, наконец-таки, понял, что действительно могу потерять его в любой момент. Ведь человеческая жизнь настолько хрупка, что никогда не знаешь, когда она прервется. Все, что у нас есть – это здесь и сейчас, так почему бы не использовать эти мгновения на полную катушку?

Я уже почти погрузился в сон, как вдруг ощутил его присутствие: прикосновение ладоней; поцелуй куда-то в основание шеи и горячий шепот, обжигающий щеку:
– Je t'aime, mon cher. Je te veux... [Я люблю тебя, дорогой. Я так хочу тебя (фр.)]
Я не знал, что он с такой пылкостью шепчет мне на ухо на незнакомом языке, дрожащими пальцами стаскивая с меня легкое шелковое кимоно, да это было и не важно. Страстное желание возникло внезапно, вспыхнув словно порох, разбуженное настойчивыми прикосновениями его рук. Боже, как же я хотел его; все мое тело пылало под каждым трепетным касанием его чутких пальцев. «Алекс, ты сводишь меня с ума, заставляя, заходиться криком от почти невесомого прикосновения влажных губ к коже. Твои поцелуи неотвратимо спускаются вниз, с каждым разом словно выжигают на мне горящие метки, заставляя вздрагивать от нетерпения, подаваться вперед, беззвучно молить о большем; молить пощадить, прекратить, наконец, эту невыносимую пытку. Ты так жесток со мной сейчас. И не важно, что твои прикосновения полны бесконечной нежности и трепета, что ты…так бережно, несмело и ласково проводишь ладонями по моей обнаженной груди, бокам, бедрам. Но ты…сдерживаешься, ты снова сдерживаешь себя. Я это прекрасно вижу, знаю. Алекс, почему ты постоянно должен держать этот жесткий контроль? Это нечестно, несправедливо. Я хочу снова увидеть тебя настоящего; хочу до конца познать, какова на самом деле твоя страсть, твоя…любовь. Прошу, отпусти себя! Будь таким же бесшабашным, как и в тот самый первый раз. Алекс…» – мысли неслись все дальше вскачь, превращаясь в сплошной поток и растворяясь без остатка в безумном водовороте наслаждения. Мои пальцы легко скользили по его влажной коже, не останавливаясь ни на одно лишнее мгновение. Вдруг, Алекс, дойдя уже почти до конца, словно бы только сейчас услышал мою беззвучную мольбу, и остановился в самом низу живота. Он с трудом оторвал свою голову от моей разгоряченной кожи, и прерывисто дыша, уперся руками мне в грудь, темной тенью нависнув надо мной. Его тонкие пальцы непроизвольно судорожно сжимались и разжимались, а взгляд кошачьих глаз метался от недоверия к робкой надежде. Лишь теперь я понял, чего он жаждал уже давно, и, выдавив из себя некое подобие улыбки, кивнул головой в знак молчаливого согласия.
Это надо было видеть! Его глаза тут же зажглись ярким пламенем, что заставили меня внутренне содрогнуться от «нехорошего» предчувствия. Он вновь накрыл мой рот поцелуем. Затем он переключился на подбородок, шею, грудь, спускаясь все ниже, не спеша, но и не замедляя своей изощренной пытки. Оставляя на мне только одному ему известные знаки, он словно стремился запечатлеть на моем теле невидимый узор из поцелуев, который, может, и не оставит видимого следа на коже, но зато навсегда отпечатается в моем сознании. Пока я находился в относительно здравом уме и твердой памяти, то мог наблюдать, как один за другим трещат и рушатся все табу, как все больше обнажается его внутренняя неистовая, огненная суть. Эта стихия, бесконтрольная, опасная, пожирающая все на своем пути, захватывала меня целиком и полностью, погружая все глубже в водоворот, в пучину, на самое дно. Оставаться в стороне, просто наблюдателем мне становилось все труднее, сохранять контроль и трезвость рассудка – все более невыносимо. Он методично продолжал то, что не закончил ранее, и когда его язык, наконец-то, коснулся моей возбужденной плоти, остатки разума и самоконтроля покинули меня. Судорожно вцепившись в его волосы, я выгнулся дугой, выкрикивая его имя в ночную пустоту.
Я практически пропустил тот момент, когда он вошел в меня, и даже не заметил бы этого совсем, если бы не резкая боль, сопровождающая первый раз. Однако вскоре и она отступила, растворилась в потоке бесконечного блаженства и счастья. Движения сначала медленные, плавные, осторожные, но с каждым разом темп все нарастал. Наступил момент, когда никто из нас уже не сдерживался. Боль перемешивалась с удовольствием, и я окончательно потерялся в вихре наслаждения. Происходило нечто совершенно невообразимое: мне стало казаться, что я просто исчезаю, растворяюсь в другом без остатка. Я уже с трудом мог отделить себя от него: одно тело, одно чувство, одно сердце, и все это окутывала, пронизывала собой бесконечная золотистая тишина. Мы вышли куда-то за пределы, прибывая в этих волнах и растворяясь в блаженстве все больше и больше. Этот миг длился совсем недолго, но был настолько ярким, что затмевал собой все, когда-либо ранее испытываемое мной. «Алекс, дорогой, любимый как же хорошо!» – думал я.
– Прости… – Выдохнул он, обессилено падая мне на грудь, когда мы оба вернулись в реальность.
«Дурачок, – подумал я, погладив его по мокрым волосам, – ведь это именно ты тот, кто подарил мне сейчас ни с чем несравнимое наслаждение, так за что же тут просить прощение?»
А вслух я произнес с наигранной ворчливостью в голосе:
– Я тебя когда-нибудь поколочу, Лекс!
– Тони…ты точно не сердишься?
В ответ я шутливо замахнулся на него рукой, на что Алекс перекатившись мне под бок и уютно устроившись там, завернулся в одеяло по самый нос, стараясь скрыть свою улыбку. Его выдавал лишь счастливый взгляд сверкающих зеленых глаз.
– Еще раз спросишь, точно рассержусь. А теперь иди сюда.
Я притянул его ближе к себе и поцеловал. Он не сопротивлялся и не сдерживался, вкладывая все свои чувства без остатка. Поцелуй получился таким чувственным, что очень скоро мы опять были готовы к новым «приключениям». Не знаю как Лекс, а, впрочем, знаю: этот слетевший с катушек источник бесконечной энергии, казалось, мог заниматься любовью сутками напролет, без перерыва на завтрак, обед и ужин. И я был в общем-то не против, только вот пугала мысль о предстоящем утре: будем ли мы после такой бурной ночи еще в состоянии двигаться? Оказалось, что будем и очень даже неплохо.

Как только небо на востоке стало потихоньку светлеть, я выскользнул из-под одеяла, бережно положив руку Алекса, до этого покоившуюся на моей груди, на мягкую ткань футона так, чтобы не разбудить. Накинув на плечи легкое кимоно, я вышел в сад в надежде найти хоть что-то, что помогло бы немного освежиться и привести в порядок мысли, все время возвращающиеся к этому зеленоглазому недоразумению. Алекс умудрился несколько раз, за эту бесконечную ночь, довести меня до самых вершин наслаждения и остановиться, лишь когда я был уже настолько измотан, что думал о действительно «последнем разе» в моей жизни.
В своих поисках непонятно чего я наткнулся на небольшое искусственное озерцо, от которого шел теплый пар, медленно поднимаясь и перемешиваясь с легким утренним туманом. Я вздохнул с облегчением и, легко скинув с плеч шелковое кимоно, с наслаждением погрузился в теплую жидкость. Вода приносила успокоение. Закрыв глаза, я полностью отдался этому расслабляющему ощущению, словно обнимающему меня со всех сторон. Неожиданно пришло понимание того факта, что меня действительно обнимали...руки, что были просунуты под моими из-за спины. Я не слышал, как он вошел в воду. Если бы не эти холодные влажные ладони, скользнувшие мне на грудь; руки, что крепко обняли, прижали к себе, то я бы так и не заметил его присутствия. Я вздрогнул от неожиданности. Он улыбался. Я скорее чувствовал его улыбку, поскольку возможности действительно ее увидеть у меня не было. Губы Алекса, неуловимо коснувшись основания шеи, заставили мое тело содрогнуться, а голову откинутся назад, на его плечо. Из груди сам собой вырвался тихий, полузадушенный стон, больше похожий на всхлип, когда он, придвинувшись плотнее, будучи уже не в силах скрывать свое возбуждение, прочертил языком влажную дорожку по шее до подбородка, заставив меня, тем самым, слегка склонить голову на бок. Его прерывистое дыхание обжигало кожу, вызывая неконтролируемые спазмы во всем теле. Напряжение, как и возбуждение, с каждым разом, с каждым чувственным прикосновением языка, губ, легкими игривыми покусываниями все нарастало, превращаясь в сладкую муку, томление по другому телу. Желание соединиться как можно скорее было почти невыносимым, мучительным, острым, становясь с каждой секундой чуть ли не жизненно важной необходимостью.
Внутренне сгорая от еле сдерживаемой страсти, но все же упрямо стараясь продержаться как можно дольше, я медленно развернулся в кольце его рук и, приподняв подбородок, заглянул прямо в шалые изумруды полуприкрытых глаз. Лекс был в схожем с моим состоянии: на грани; готовый вот-вот сорваться в бездну, едва ли способные себя контролировать.
Я смотрел на него в упор несколько долгих томительных секунд, а потом, наклонившись, провел кончиком языка по пересохшим губам, неспешно приоткрыл его рот и с большим трудом, но сумел-таки остановиться. Алекса всего трясло; он задыхался, будучи не в силах терпеть, но и упрямо не желая сдавать своих позиций и простить о большем. «Такова моя маленькая месть тебе», – подумал я, злорадно ухмыльнувшись, и снова слегка отстранился, испытывая жалкие остатки его терпения. Неожиданно в глубине зеленых глаз вспыхнули искорки понимания, и он, коснувшись щекой моей щеки, ощутимо укусил меня за чувствительную мочку уха, что стало последней каплей.

[anahata]

Эти игры мне порядком поднадоели, и, не раздумывая больше, я подхватил его на руки, усадив на выступ близлежащего большого камня. Мелкие капельки воды обреченно стекали вниз по его гладкой коже, кажущейся бледной в неясном утреннем свете. Алекс, упершись ладонями мне в плечи, закусил нижнюю губу и мотнул головой в сторону так, что мокрые прядки темных волос тут же упали на лоб, прикрывая полыхающие изумруды глаз. Он все еще упрямо не желал признавать свое поражение. Но мои руки уверенно развели в стороны его колени, поглаживая бедра, затем нарочито неспешно поднялись выше на живот, заскользили по груди, шее и, наконец, добрались до лица, остановившись. Одной рукой приподняв его подбородок и, слегка откинув назад голову, я заставил его посмотреть на меня, и неожиданно с жадностью приник к его губам, выпивая без остатка так и не сорвавшийся с них приглушенный стон. Вторая рука, тем временем, скользнула к левому бедру и приподняла его, а затем другая опустилась ниже, касаясь ануса. Расслабить его сейчас оказалось гораздо легче, чем в прошлые разы, достаточно было лишь нескольких разминающих прикосновений. Проникновение, ставшее долгожданной наградой для обоих, пьянило похлеще самого крепкого алкоголя. Алекс обвил ногами мой торс, откинулся назад, выгибаясь всем телом и затем, подаваясь навстречу, с силой впился в мои плечи руками, так что на них потом наверняка останутся синяки. Но мне было плевать. Я крепко поддерживал его за бедра. Погружаться в него все глубже с каждым толчком, с каждым движением уже не было в новинку, но ощущения всякий раз были иными, словно ты пробуешь редкий экзотический плод и будто заново открываешь его для себя. Переместив руки на талию Алекса, в последний раз войдя в него до самого конца, я на мгновение замер, выпуская наружу громкий крик, который сливался в один единый возглас, поднимаясь в высь к светлеющему небу и догорающим звездам.
Я едва устоял на ногах, когда ощутил реальный вес, обмякшего тела Алекса, безвольно повалившегося на меня. Бережно обняв его, поцеловав в пульсирующую жилку на виске, я медленно погрузился вместе с ним воду, так и не выпустив его из рук. Когда Лекс отдышался и немного пришел в себя, его ладони под водой скользнули по моей спине и остановились, заключая в объятия. Вскинув на меня раскрасневшееся лицо с сияющими, абсолютно счастливыми глазами, он быстро чмокнул меня в щеку, и как какой-нибудь малолетка, тут же смутился своей откровенности, спрятав взгляд на моей груди, уткнулся в нее носом. Будто и не было ничего между нами только что.
- Je t'aime. Je serai toujours avec toi…jusqu'à la fin. [Я люблю тебя и всегда буду с тобой…до самого конца], – прошептал он уже знакомую фразу на французском, прибавив в конце что-то новенькое.
– Алекс, – сказал я, с нежностью погладив его по мокрым завиткам волос и невесомо коснувшись его гладкого прямого лба губами, – ты не мог бы все же объяснить, почему, все самое важное, а что это важно, я не сомневаюсь, ты говоришь на французском?
–Так нечестно! Я же не знаю этого языка! – Добавил я с наигранным возмущением, слегка отстраняя его от себя.
Его сияющий лик озарила довольная, загадочная улыбка.
– Тони, зачем тебе это точно знать, м? Скажу лишь одно: французский язык – самый изящный из всех языков на свете, – и гордо вскинув подбородок, он продолжил:
– Поэтому он как нельзя лучше подходит для подобного рода признаний.
Я хмыкнул в ответ, подозрительно сверкая глазами, а потом притянул строптивца к себе и поцеловал.
– А теперь ты, наконец, скажешь, что все это значит?
Он отрицательно замотал головой, снова пряча лицо у меня на груди. Мне ничего другого не оставалось, как прижать его покрепче к себе и не отпускать, кожей ощущая его самодовольную ухмылку, его тепло и...его любовь. Теперь уже точно, вне всяких сомнений. Что же до слов... в общем-то, не так важны были эти слова да и не нужны вовсе.

***

Никогда бы не подумал, что испытываемые мной сейчас бесконечно высокие вершины счастья в один миг превратятся в самые темные и глубокие долины скорби и разочарования. Да, за все в этом мире нужно платить, а за счастье судьба изымает особую, двойную плату.
Этим же утром несколькими часами позже в дом неожиданно вернулся его законный владелец. Вести, которые старший Сато принес, обозначили новый, роковой поворот в нашей с Алексом судьбе.
Тоширо, очнувшийся лишь под утро, выглядел бледным, но все равно стоически выдерживал маску равнодушного спокойствия. Младшему Сато, казалось, было абсолютно безразлично, что он застал полуголых Алекса и меня, снова лежащих в одной постели да в добавок еще и тесно прижавшихся друг к другу. У всех, кто увидел бы подобную картину, сомнений о произошедшем между нами этой ночью не осталось бы. Однако Тоширо, казалось, совершенно не обращал на этот факт никакого внимания. Он даже Алексу ничего не стал выговаривать за его вчерашнюю проделку со снотворным. Чуть раньше Лекс рассказал мне, что подмешал снотворное в вечерний чай младшему Сато, я и Алекс даже вместе посмеялись над этой шуткой. Казалось, что ничто не может омрачить нашего безоблачного счастья. Но…
– Сато-доно прибыл сегодня утром и просил передать Вам, господин Маккензи, что хочет незамедлительно видеть Вас у себя. Поэтому прошу Вас, поторопитесь привести себя в надлежащий вид. Я буду ждать Вас на веранде.
Коротко поклонившись, Тоширо вышел из комнаты. Мы с Алексом переглянулись, и он тот час же посерьезнел.
– Вам лучше бы поторопится, вака. Сато-доно никого никогда зря беспокоить не будет, значит, произошло что-то серьезное.
– Лекс, – раздраженно проворчал я, спешно натягивая широкие хакама, – я-то думал, что ты действительно бросил эту дурную привычку называть меня «вака»
Алекс натянуто улыбнулся моей шутке и уже полностью одетый, за исключением катаны, которую легко подцепив одной рукой, он спрятал в складках своего кимоно, произнес:
– Как я уже говорил: я делаю это больше для себя, чтобы не забывать о своем месте подле Вас.
«Черт, Алекс, ты опять за свое!» – думал я, но времени спорить с ним не было. Беспокойство сдавливало изнутри, не давая времени думать о подобных мелочах.

Сато по-обыкновению сидел на полу на невысокой подушке перед чайным столиком. На этот раз Алекс остался снаружи, и я вошел в комнату один. Как только я уселся на уготованное мне место, старик тут же поднял на меня свои проницательные сапфировые глаза и произнес безо всяких предисловий:
– Случилось непредвиденное, Ваш отец мертв, господин Маккензи, поэтому Вам надлежит немедленно отбыть в Токио. Также поступила информация о том, что до наших врагов дошли сведения о Вашем теперешнем местонахождении, что автоматически лишает Ваше дальнейшее пребывание здесь всякого смысла. Однако я не собираюсь отступать от своего слова и оставлять Вас совсем без защиты. С Вами поедут Алекс и Тоширо – они лучшие среди моих людей, и Вы во всем можете полагаться на них, даже если порой Вам будет казаться, что им не стоит верить.
Ваши братья в Америке уже оповещены, и один из них согласился приехать в ближайшее время, чтобы помочь Вам с надлежащей церемонией и прочими юридическими формальностями.
Я с трудом воспринимал его слова. Никак не укладывалось в голове: «Отец мертв? Нет, это бред, полнейший бред! Такого просто не может быть. Он не мог умереть! Только не отец… Он…же сильный. Он всегда справлялся с трудностями, находил выход, казалось бы, из безвыходных ситуаций. Он не мог сдаться так просто и…умереть…» Каждое слово Сато, произнесенное спокойным тоном, вбивалось в мое сознание, словно раскаленный гвоздь. Все смешалось, закручиваясь в невообразимую черную воронку, утягивая все глубже в бездну отчаяния. Следом нахлынула пустота, граничащая с безразличием, и я просто смотрел на сидевшего передо мной миниатюрного японца. Он еще что-то говорил, но я уже ничего не слышал. Я так и не смог поверить его словам.
– Тони, Тони, – кто-то настойчиво теребил меня за руку. – Тони, приди в себя. Ты не должен падать духом, особенно сейчас. Очень многое зависит от того, как ты поведешь себя, сможешь ли принять все и двигаться дальше. Потеря отца – настоящая трагедия, но мы верим, что наши родные и любимые даже после смерти всегда остаются с нами и помогают. Это позволяет думать о смерти и воспринимать ее несколько иначе. Сейчас мои слова едва ли утешат тебя, но очень прошу, будь мужественным и постарайся принять…
«Принять?» Нет, я просто не хотел в это верить.
– Я понимаю, что, возможно, злоупотребляю Вашим «гостеприимством», Сато-доно, хотя и «приглашен» сюда был не по своей воле, – мои слова так и сочились сарказмом. В попытке защититься я уже не думал и не контролировал слова, слетавшие у меня с языка, – и, очень благодарен Вам, что Вы-таки соизволили отпустить меня. Больше «помощи» просить у Вас я не смею, поэтому еще раз спасибо и всего хорошего. Мой долг Вам будет оплачен по истечении трехмесячной отсрочки вместе с процентами, – я встал, распрямившись настолько, на сколько позволяли низкие потолки, и сведенными судорогой губами, сумел-таки договорить:
– Надеюсь, после этого, мы с Вами больше никогда не увидимся.
Сато грустно улыбнулся, ни на миг не потеряв самоконтроля.
– Как Вам будет угодно, мистер Макензи, но пока Ваш долг не оплачен, Алекс и Тоширо будут с Вами на тот случай, если у Вас, как и у Вашего предшественника по истечении срока возникнут мысли избежать оплаты.
– Так значит в этом кроется настоящая причина Вашей «отеческой» заботы обо мне? – Я сжал кулаки, почти срываясь на крик.
Сато поднял брови и снова улыбнулся.
– Вы почти угадали, молодой человек, и если Вам удобно, то считайте, что так.
«Черт, возьми! Проклятый старикашка! Он меня просто бесит!» – костерил я мысленно Сато, выходя из его комнаты. Пребывая в расстроенных чувствах, я ничего вокруг себя не замечал и чуть было не столкнулся с Алексом нос к носу, но вовремя остановился.
– Что произошло? – Тихо спросил он.
Я отвернулся и, чтобы не наговорить лишнего, продолжил свой путь, бросив на ходу:
– Ничего непредвиденного, просто иду собирать вещи. Я уезжаю сегодня.

[anahata]

Алекс, не скрывая своего удивления, молча отошел в сторону, открывая мне дорогу. Я пролетел мило него, но уже в конце коридора затормозил и, глубоко вздохнув, развернулся, собираясь пойти обратно и все объяснить, но застыл в нерешительности. Лекс с абсолютно хладнокровным выражением на лице сделал шаг в комнату Сато и исчез внутри. На секунду мне показалось, что он переступил некую невидимую черту, за которой уже не будет обратного хода. Сердце болезненно сжалось. Тряхнув головой, я отогнал подобные мысли, посчитав их не логичными и дикими.



Часть шестая: ями (тьма)

Пусть те,
Кто родится после меня
Никогда не пойдут
По этим дорогам любви.

Реальность жестоким точным ударом вышибла остатки почвы под ногами. Отец действительно умер. Так мне сказали, как только по возвращении в Токио я прибыл в больницу. Это был тот же доктор, который уже раньше имел счастье столкнуться с моей бурной реакцией относительно состояния здоровья отца, а теперь был вынужден сообщить о его кончине. Он с опаской косился на меня, в тоже время, сохраняя скорбную мину при плохой игре.
– С сожалением мы вынуждены сообщить Вам, что Ваш отец не смог окончательно оправиться от предыдущего приступа, и поэтому…
Он говорил и дальше, но его слова уже не достигали моего сознания. Черная воронка в моей голове становилась все шире, все объемнее и глубже, немилосердно затягивая внутрь.

Уже в гостиничном номере я обессилено плюхнулся на кровать, скидывая пиджак и ослабляя душившую петлю галстука на шее.
Алекс и Тоширо, доставшиеся мне «по наследству» от мастера Сато, делили со мной этот трехместный номер в отеле. Они наотрез отказались поселяться по соседству, мотивируя это тем, что следуют приказу Сато-доно находиться со мной неотлучно все 24 часа в сутки, пока связывающие нас обязательства в виде долга не исчезнут.
Тоширо, что открыл нам с Алексом дверь, тоже прошествовал за нами в комнату и, с минуту наблюдая за этой безмолвной сценой, вдруг произнес:
– Я пойду, поставлю чайник. Горячая кружка чая нам всем сейчас не помешает, – и он скрылся за дверью, тактично оставив нас с Лексом наедине.
Я смотрел в пространство перед собой и, казалось, ничего вокруг себя не замечал. Было холодно, но не снаружи, холод пробирал изнутри, подкрался незаметно и постепенно сковывал ледяным панцирем душу. Смерть была так близко, но верилось в это с трудом. Отец, который всегда был рядом, теперь… Я никогда его больше не увижу… Он значил для меня очень много. Самый дорогой и близкий мне человек, но почему-то я ничего не чувствовал, совсем. Ничто не шевельнулось в сердце, казалось, что на месте него просто образовалась пустота, вакуум, в котором я и пребывал, отгородившись от всего остального мира. Закрывшись от боли, спрятавшись в эту непроницаемую скорлупу, я просто сбежал.
– Тони! – Я почувствовал ощутимый шлепок по щеке.
Я поднял голову и посмотрел на того, кто ударил меня, не узнавая его.
– Твою мать, Энтони Маккензи, да приди же ты в себя, наконец! Придурок! Чертов придурок! Так нельзя, слышишь!
Кажется, он тряс меня за плечи. Постепенно я приходил в себя, с каждым ощутимым ударом по щекам.
– Пожалуйста…очнись… – Он упал на колени и, взяв мое лицо в свои ладони, осторожно прикоснулся к застывшим губам своими, теплыми, живыми. – Тони…
Его горячее дыхание, его теплые губы, они словно растапливали лед в душе, заставляя вернутся в эту реальность. Первым, что я ощутил, была острая боль в сердце, но она свидетельствовала о том, что я все еще способен чувствовать, а значит, жить. Лишь тогда я понял, как напугал его своим состоянием. Алекс не поднимал головы. Он уткнулся носом мне в шею. Лишь по дрожи, сотрясающей все его тело, я понял в каком он был ужасе от того, что, как ему казалось, ничего не может сделать для меня, никак не может помочь. Я нерешительно дотронулся до его головы, провел руками по жестким волосам и неожиданно крепко прижал его к груди.
– Спасибо тебе… И прости, что заставил беспокоиться. Теперь все будет хорошо, не волнуйся… – Слова давались с трудом, будто в моем горле застряли тысячи осколков стекла, при каждом слове впивавшиеся в гортань, мешая говорить.
Первоначальный шок стал понемногу отступать. Алекс очень медленно переместился на кровать и, сев сзади, обнял меня, и, положив голову мне на плече, прошептал:
– Тони, чтобы ни происходило дальше, помни, что я всегда на твоей стороне.
«Зачем ты говоришь мне все это?...» – этой мысли так и не суждено было оформиться в слова. Тепло его тела, крепкие объятия из которых он не выпускал меня ни на мгновение, поддерживая, ободряя, быстрые глухие удары его сердца; он рядом, так близко. «Спасибо тебе… Алекс. И прости, что у меня сейчас нет сил, произнести это вслух, думаю, ты итак все знаешь…»

Когда Тоширо вернулся в комнату с подносом в руке, мы с Алексом сидели по разным углам кровати, соблюдая расстояние, словно школьники на первом свидании с родителями, так боящиеся показать истинные чувства друг к другу. На губах Тоширо появилась и тут же исчезла легкая полуулыбка. Мы пили чай молча, но теперь все было несколько иначе – всех троих объединяло нечто общее; незримые нити, связавшие наши судьбы вместе. Мне стало легче уже лишь от того, что эти двое оказались рядом в самый тяжелый момент.

***

Конрад, мой второй старший брат, приехал на следующий день. Тогда в официальной обстановке при свидетелях и вскрыли завещание, написанное отцом задолго до смерти. Там черным по белому значилось, что он хотел бы быть похороненным на родине. Компанию в Японии он оставлял в наследство мне и Джозефу – видимо, завещание было старым, и отец, узнав правду о Джозефе, не успел переделать его до своей кончины. «Как же он любил тебя, Джо! Даже оставил равное наследство, как одному из своих сыновей, а ты оказался таким подонком», – думал я, яростно сжимая кулаки от бессилия что–либо изменить. Головную компанию в Америке, согласно завещанию, делили поровну Томас и Конрад. Однако не это произвело на меня наибольшее впечатление. В документе был пункт, который потряс меня до глубины души.
– …А теперь моему дорогому младшему сыну Энтони. Мальчик мой, прости, что возможно, был тебе плохим отцом. Я видел, что тебе совершенно неинтересен бизнес и все, с ним связанное; что тебя привлекают иные вещи, но я упорно пытался сделать из тебя подобие себя самого, чтобы оставить яркий след – три собственные копии – продолжателей моего дела на этой грешной земле. Теперь, когда ты далеко и, повинуясь моей воле, учишься на экономическом факультете, уверен, что после того как ты вернешься, мне будет стыдно смотреть тебе в глаза. Прости, сын, и если это хоть немного искупит мою вину перед тобой, то можешь продать свою долю фирмы в Японии а, получив деньги, распоряжаться ими, как тебе заблагорассудится.
На этом завещание заканчивалось. Я проглотил тугой комок, невольно подкативший к горлу. На лице Конрада, сидевшего рядом со мной, появилась грустная улыбка.
– Отец, очень любил тебя, Тони. Сильнее Томаса, сильнее меня и даже сильнее Джозефа. Просто он старался никого не обделять своим вниманием, ко всем относился равно и отстранено. Такой уж был наш старик.
Конрад усмехнулся. На меня глянули ярко-голубые глаза, зеркальное отражение моих собственных, сейчас подернутые дымкой скорби, но все же с несгибаемым живым огоньком, притаившимся в глубине. Конрад не сдавался и не падал духом. Этим он был очень похож на отца.
– Спасибо, брат, – с благодарностью произнес я.

[anahata]

***

Прошло около двух недель, после того как было вскрыто завещание, и тело моего отца отправилось на родину. Попрощаться с ним мне так и не довелось. Все время и силы пожирали дела фирмы: горы бумаг, постоянные совещания – иной раз даже пообедать не хватало времени. Я «уперся рогом», всеми силами пытаясь вытащить фирму отца из кризиса. А ведь я еще должен был отдать долг Сато и заплатить налоги за приличный временной срок, за все то время, пока Джозеф был здесь хозяином и совершенно бездарно вел дела. Узнав об этой моей проблеме, Конрад сразу же предложил задействовать резервные накопительные фонды главной компании в Америке, но я наотрез отказался принять какую-либо финансовую помощь от него.
– Я должен разобраться со всем сам, Конрад.
– Идешь на принцип, Тони? – Ехидно усмехнулся брат и потрепал меня по волосам, как частенько делал в детстве. Я выскользнул из-под его руки и, твердо посмотрев прямо в глаза, произнес:
– Да, если угодно. С некоторых пор, Конрад, это стало для меня делом чести.
Конрад прыснул и хотел было похлопать меня по плечу, но остановился, с изумлением воззрившись на меня.
- Ты так решительно настроен?
– Как никогда.
– Да уж, брат, никогда бы не подумал… – Произнес он с улыбкой и уже на ходу, махнув рукой, продолжил:
– Ну, ни пуха. Только, Тони, не забывай, что я еще какое-то время пробуду здесь, так что если могу чем помочь, обращайся.
Я кивнул и, стиснув подмышкой покрепче толстую папку бумаг, направился по коридору к кабинету Пола. Мне совершенно необходимо было поговорить с ним и обсудить кое-какие мысли и идеи, недавно пришедшие мне в голову.
Внезапно возникшее противное чувство, предчувствие чего-то дурного заставило двигаться все медленнее, все бесшумнее. Я практически остановился, всеми силами подавляя в себе желание развернутся и уйти, но тут услышал два голоса, раздающиеся из его кабинета. «Кто бы это мог быть с ним так рано утром?» Любопытство пересилило страх, и я подошел к двери вплотную. Она была приоткрыта. В комнате были двое – Алекс и Пол.
– …Отпираться бессмысленно, Пол, – послышался голос Алекса, совершенно чужой, звенящий, словно осколки ледяных кристаллов, – за тобой уже давно ведется слежка, и я совершенно точно знаю, что ты с самого начала работал на Марка Грея, он же Джозеф Маккензи.
В ту же секунду блондин изменился до неузнаваемости. Откуда-то взялась коварная, хищная ухмылка, буквально изуродовавшая его лицо, делавшая его гротескным, отталкивающим. Пол медленно скрестил руки на груди.
– Умный мальчик, хорошая ищейка. Отпираться я и не собираюсь – все так. Я с самого начала передавал всю информацию Марку, а тот доставлял ее Асегаве. Ну и что же ты теперь будешь делать, м, щенок? Побежишь докладывать хозяину? Да, вот только какому из двух? Тому, с кем трахаться приятнее?
Алекс стоял напротив разошедшегося блондина с абсолютно каменным выражением лица: ни один мускул не дрогнул на нем. Лишь неестественная бледность выдавала его состояние. Пропуская последнюю реплику мимо ушей, он тихо, но четко произнес:
– Я хочу присоединиться к вам.
Я замер у двери, не смея вздохнуть. «О чем он только думает? Зачем все это говорит?» Пол был изумлен не меньше меня, но, быстро взяв себя в руки, произнес с усмешкой:
– Вот так неожиданность? С чего это вдруг, а?
Алекс, выдержав небольшую паузу, продолжил, совершенно отрешенным тоном:
– Я полукровка. Просто надоело, что со мной обращаются, как…с безродным бродячим псом. Меня всю жизнь только и делают, что используют, а когда надоест, просто избавляются.
– Это ты дело говоришь, – придвинувшись ближе и окидывая Алекса с ног до головы жадным недвусмысленным взглядом, ответил Пол, неожиданно положив широкую ладонь ему на плече. Лекс дернулся, но не сбросил его руку и не отодвинулся ни на миллиметр.
В эту минуту мне просто хотелось ворваться в комнату и врезать им обоим хорошенько, чтобы одумались. «Хороши шуточки, ничего не скажешь! Хватит дурить, парни! Это уже не смешно!» Происходящее казалось мне чем-то невероятным, вроде бредового сна. Однако этот сон заканчиваться, по-видимому, не собирался, постепенно превращаясь в настоящий кошмар. Я стоял и слушал их дальнейший диалог, будучи не в силах сдвинуться с места.
– Ты все правильно решил, Алекс, и я тебя понимаю как никто другой – сам был в подобной ситуации, мальчиком на побегушках. Эти Маккензи всегда используют людей, а потом их выбрасывают: что старший, что младшие – все одинаковы… Особенно этот его найденыш-любимчик. Кто бы мог подумать, что ты попадешь в собственную ловушку, Джон? Взял себе еще одного сыночка на воспитание, а тот только спит и видит, как бы денежки папаши приемного себе заграбастать и ничего не делать всю оставшуюся жизнь. Гад он, этот Джозеф, но и своего папаши стоит – такая же тварь. – Пол сплюнул и, засунув руки в карманы, так же злобно продолжил изливать весь скопившийся яд и горечь:
– Я был нужен Маккензи до тех пор, пока мы ковырялись в одном и том же дерме, а потом он выкинул меня как использованную вещь. А еще другом назывался!
Конечно, он вспомнил о моем существовании, но лишь тогда, когда ему снова понадобилась помощь…с этим змеенышем, которого пригрел на своей груди. Но гадюки не могут стать любимыми домашними питомцами и рано или поздно укусят тебя, если им что-то придется не по нраву. Так и произошло. И я с удовольствием помогал сопляку потопить фирму папаши, но этот кретин о подобном даже не догадывался. Я был тем, кто познакомил Джо сперва с Сато, а потом и с Асегавой. У мальчишки не получилось с Сато – тот оказался слишком умен и проницателен, поэтому практически сразу раскусил, что мальчишка с гнилым нутром. А вот с Асегавой они спелись, ведь оба состоят из схожего дерьма. Знаешь что, Алекс, – он приблизился к самому уху и прошептал, впрочем, достаточно громко, чтобы я расслышал каждое слово, – это я убил старикашку.
Он хихикнул, облизав собственные пересохшие губы, и, распрямившись, повторил, смакуя каждое слово:
– Это я убил Джона Маккензи. Я убивал его медленно, подсыпая в капельницу малые дозы мышьяка, так что никто ничего не заметил. И, наконец, мне это удалось. Он мертв!
А еще, – безумные серые глаза вновь воззрились на Алекса, – это я был тем, кто подбрасывал письма с предупреждениями от Алегавы твоему драгоценному Тони.
При звуках моего имени, Алекс непроизвольно вздрогнул, но быстро вновь взял себя в руки.
– Мне неинтересны твои излияния, Пол, – сказал он ледяным тоном. – Я просто хочу перейти на сторону Асегавы и прошу тебя помочь мне в этом.
– Э-э-э-э, нет уж! – Пол погрозил пальцем Лексу, словно непослушному ребенку: – А где же уважительное «– сан» или «вака» на худой конец? Хотя нет, для «вака» я все же староват, тогда «доно». Вот точно! Обращайся ко мне «Пол-доно», так будет правильнее. И на колени, ведь ты просящий.
Это было последней каплей для меня. Моя кровь закипела, злость, гнев, ярость ударила в голову и, сжав кулаки, я уже было ринулся внутрь, как, вдруг, с меня разом слетела вся спесь.
Алекс, поколебавшись лишь пару секунд, медленно склонился перед ним, коснувшись лбом пола.
– Пол…-доно, – произнес он на грани слышимости, – прошу Вас, разрешите мне встретиться с Асегавой-саном, чтобы просить разрешения вступить в его клан.
– Хороший мальчик, послушный мальчик… – Пол протянул руку и больно вцепился Лексу в волосы, рывком запрокидывая его голову назад. Помедлив лишь долю секунды, он жадно впился в его рот, терзая, сминая и кусая тонкие губы. Наконец, оторвавшись от него, слизывая с губ кровь, его кровь, похабно ухмыльнулся.
– ... Но не все так просто, мой мальчик. За все в этой жизни надо платить, и если ты хочешь встретиться с Асегавой, то должен мне кое-что дать взамен…
Он улыбался.
– Надеюсь, что до твоего скудного, зацикленного на всех этих идиотских кодексах и правила чести, умишки догоняет, о чем я толкую. Я хочу твое тело здесь и сейчас.
Я был уверен, что Алекс не станет и дальше сдерживаться, а просто достанет свою катану и располосует эту сволочь на мелкие кусочки. Я сам бы так и сделал, поскольку уже давно мое терпение было на пределе, но что-то все еще словно удерживало меня от решительных действий. Возможно, это были слова самого Алекса... Я не верил ни на грош, что он хочет бросить Сато и примкнуть к клану Асегавы, но все же маленький червь сомнения постепенно прогрызал дырку в хрупкой мембране моей уверенности. То, что произошло дальше, и вовсе повергло меня в глубочайший шок.
В ответ рот Алекса растянулся в искусственной улыбке; неожиданно он схватил Пола за шею, и, притянув к себе, чуть поколебавшись в последний момент, осторожно коснулся губами его губ.
– Значит, согласен, – удовлетворенно заметил тот, предвкушая предстоящее развлечение. – Тогда не будем терять времени, щенок.
Пол, подняв Лекса за шкирку, буквально швырнул его на ближайший стол так, что тот ударился о стену. Не давая ему опомниться, блондин вцепился в его волосы, снова впиваясь в верхнюю губу, терзая зубами и сминая так, что из нее вновь пошла кровь, тонкой струйкой стекая на подбородок. Одновременно с этим он одним рывком стащил с него штаны, а сам судорожно стал расстегивать ремень на собственных брюках. Когда же пряжка поддалась, его руки грубо скользнули к промежности Лекса. Засунув почти сразу в него два пальца, он скривился в злорадной усмешке:
– Какая же ты сука. Видимо, с легкостью даешь всем подряд. Хотя…так даже лучше – меньше мороки.
Он входил в него резко и грубо, стараясь максимально унизить, причинить как можно больше боли.
– Это тебе за все… За все те словечки...и за презрение… За слишком высоко задранный нос… Помни свое место, ублюдок!...

[anahata]

Алекс не сделал ни одной попытки освободиться, он просто принимал все как данность. Хуже – я знал, что глубокое проникновение и резкие быстрые толчки приносят ему самое большое наслаждение, и, в каком бы состоянии он ни был, очень скоро его тело станет испытывать удовольствие даже от такого грубого секса. Ревность, злость, бессилие и отчаяние затопили мое сознание целиком. Я уже не мог на все это смотреть. Ведь даже если закрыть глаза физические, то эта картина: Лекс, находившийся на грани, закусивший губу, только бы не закричать от удовольствия замешанного на боли, и Пол, который явно наслаждался, унижая других любым доступным ему способом – все равно так и будет стоять перед мысленным взором.
В глубине моего сознания, там, где не бушевали черные смерчи, и где находился один единственный маленький островок разумности, я верил, нет, знал, что все, виденное мной, имеет под собой совершенно определенное логическое объяснение и четко поставленную цель. Тем не менее большая часть моего разума пребывала в этих сумасшедших вихрях, и я никак не мог добраться до того светлого острова, последнего оплота моей веры в окружающих людей.
Я отшатнулся от двери и, словно зомби, поплелся дальше по коридору, не разбирая дороги.

Это оказался соседний кабинет, принадлежащий одному из сотрудников, Джону. Сейчас он временно пустовал, поскольку Джон уехал в командировку по делам фирмы. Я не сразу понял, куда попал. В комнате я был не один. Спиной ко мне около окна стоял среднего роста человек с черными, как смоль, волосами, мягкими волнами спадавшими на плечи. Стоило ему обернуться, как мгновенное замешательство во взгляде (меня он явно увидеть не ожидал) сменилось сладенькой улыбочкой, так напоминавшей мне кого-то. Вот только кого именно, сейчас я вспомнить не мог, все еще находясь под впечатлением от происходящего в соседней комнате.
– О, какая неожиданность! Сам господин Маккензи пожаловал, – пропел он, впиваясь в меня колючим взглядом, так контрастирующим с его мягкой улыбкой.
– Вы не узнаете меня?
– К сожалению, не припоминаю, где бы я мог видеть Вас, господин…
– Грей, Марк Грей, к Вашим услугам, – широкий жест рукой, легкий поклон головы и снова, сладенькая улыбочка.
«Джозеф! – я заскрежетал зубами, – Ты действительно изменился, гаденыш. Видимо, сделал пластическую операцию, чтобы никто тебя не узнал, и перекрасил волосы, поменяв свой тусклый мышиный цвет на этот ярко-черный, да еще контактные линзы, и из серых твои глаза стали ярко-изумрудными. Они так похожи...на его глаза...» – думать об Алексе стало мучительно больно, и поэтому я снова мысленно накинулся на Джозефа: «Но твои глаза так же фальшивы, как и ты сам. Ты всегда стремился выглядеть лучше, чем ты есть на самом деле, даже внешне. Однако скрыть твою истинную суть это не очень-то помогает, и любой, кто хоть самую малость пообщается с тобой, сразу поймет, что ты за фрукт».
– Джо, что ты здесь делаешь? – Процедил я сквозь зубы.
– Признаться, не ожидал, увидеться с тобой так скоро, Тони. У меня тут некоторые дела с…Полом. Ты ведь, наверное, еще не знаешь, как славно мы с ним работали, пока ты не появился на горизонте.
– Так славно, что чуть не угробили компанию, связались с местной мафией и, в конце концов, ты ударился в бега, прихватив кругленькую сумму и бросив все на произвол судьбы, – ярость клокотала в горле. Не знаю, что меня еще сдерживало. Хотелось просто вцепится этому подонку в глотку и придушить на месте, тем самым выпуская весь скопившийся гнев и отчаяние на свободу.
– О, надо же, какая осведомленность! – Продолжал он издеваться. – Но вот скажи честно, ведь тебе так же плевать на эту фирму, как и мне. Можешь уверять кого угодно, только мне ли не знать, насколько ты ненавидишь все, что связано с бизнесом. Однако ты всегда был послушным воле отца и старался делать все, что велят. Знаешь, – он слегка наклонил голову, проведя тонкими холеными пальцами по кремовым гардинам,- я всегда завидовал тебе. Ты родной сын, наследник, который получит значительный кусок состояния богатенького папаши. Этого хватит на всю оставшуюся жизнь, чтобы жить безбедно и ни о чем не заботиться, – он вскинул на меня пылающий взгляд неестественных ярко-зеленых глаз. – А знаешь ли ты, Энтони Маккензи младший сын крупного воротилы от бизнеса знаменитого Джона Маккензи, насколько страшны бывают пустые глазницы голода, когда просыпаешься на улице в воняющих лохмотьях, а единственный родной тебе человек, твоя единокровная сестра, смертельно больна и умирает прямо у тебя на глазах, угасает по капле день за днем?
Я упрямо молчал, резко отвернув голову в сторону от Джозефа и, сжав кулаки так, что ногти до боли впивались в кожу. Он неслышно приблизился и, схватив за подбородок, насильно развернул к себе а, заглянув в глаза, неожиданно придвинулся вплотную и поцеловал. Я не успел среагировать, а когда опомнился, то ощутил холодное дуло пистолета, упершегося мне в живот. Наконец, он прервал этот поцелуй, заставивший меня, содрогнуться от омерзения.
Джо медленно облизал свою верхнюю губу и гаденько ухмыльнулся, проведя черным стволом по моей щеке.
– Теперь ты уже никуда не исчезнешь, и твои друзья из якудза вряд ли прибегут тебе на помощь сейчас. Здесь только ты и я, Тони. Никто больше не знает, что мы вместе и поэтому… – он вдруг резко оттолкнул меня от себя в сторону, и я, попятившись, чуть не упал на пол, но сумел-таки устоять на ногах.
Джозеф все еще держал меня на мушке своего пистолета.
– Не делай глупостей, и уверяю, что ты не пострадаешь...
Я застыл в центре комнаты, с ненавистью уставившись в фальшивые зеленые глаза. На его губах застыла ледяная усмешка.
– Тони, как только я попал к вам, то дал себе обещание, что никогда не буду голодать. Чтобы мне не приходилось делать: я буду грызть песок и камни, унижаться, лебезить, подхалимничать, врать, но никогда больше… – Внезапно его глаза подернулись дымкой боли от накативших воспоминаний, но это длилось лишь секунду.
– Ты даже не представляешь, что мне пришлось перенести, через какие унижения пройти, чтобы только выжить. Твой отец благородно отправил меня сюда, подсунув заведомо проигрышный бизнес, – он усмехнулся, – старик просто хотел от меня избавиться.
Тут я не выдержал и крикнул:
– Ты не прав, Джо! Отец любил тебя. Он даже указал тебя в завещании вместе со мной как совладельца этой фирмы в Японии, причем на равных правах.
– Ты лжешь! – Рука с пистолетом резко направилась мне в голову.
– Ты лжешь, – повторил он угрожающе тихо. – Для него я был лишь забавой, чудачеством богатея, эдаким домашним любимцем, который мил до тех пор, пока не надоест… Я всегда…был лишь игрушкой.
Выдержав паузу, он добавил:
– Чтобы быть принятым в клан Асегавы… – Его голос стал походить на едва слышимый шепот, глаза закатились, а рука с пистолетом дрогнула, – Мне пришлось пройти сквозь ад. Я пошел по рукам...через всех его людей, а это сто пятьдесят человек… Они…насиловали меня…десять дней подряд, по очереди, практически не останавливаясь. Под конец я молил о смерти, как об избавлении, но…даже она не сжалилась надо мной. Я остался жив.
Вдруг, он вскинул голову и улыбнулся самой жуткой улыбкой из всех.
– Но потом…мне даже понравилось. Ведь став полноценным членом клана, я вошел в семью, стал пользоваться уважением и определенным авторитетом. И уже те мальчики, которые жаждали вступить в клан, теперь они испытывали все те унижения, которые пришлось пройти мне. Асегава настолько ценит меня, что я первый пробую новичков. Лишь те, кто пройдет мою проверку, а таких всегда немного, принимаются в клан.

[anahata]

Кровь стыла у меня в жилах от подобных признаний. И, несмотря на все ошибки и заблуждения, Джо все же был моим братом, хоть и не по крови – мы выросли вместе, и пусть дружны особо никогда не были, но такой участи я не пожелал бы никому.
– Джо, пожалуйста, опусти пистолет. Давай спокойно обо всем поговорим, – произнес я ровным голосом, делая шаг ему навстречу, поднимая вверх открытые ладони.
– Не двигайся!
Первый выстрел раздался неожиданно, а пуля просвистела совсем мимо моего правого виска. Я тут же замер, как вкопанный, сердце колотилось, казалось, где-то в горле. У него точно поехала крыша, что, впрочем, и немудрено после такого. Жалость, смешиваясь с раздражением из-за собственной беспомощности, туманила разум, мешая мыслить четко и хладнокровно.
– Стой, где стоишь! – Сдавленный, хриплый полушепот сорвался с его губ, руки дрожали, глаза застилали слезы, но он все еще упрямо держался за свой пистолет, точно утопающий за соломинку.
Через некоторое время я предпринял новую попытку сделать шаг в его сторону. Но Джозеф был начеку и, вскинув пистолет, обхватил его покрепче двумя руками, нажав на курок. Я зажмурился, готовясь к худшему. Прозвучал выстрел, но ничего не произошло – я остался стоять напротив него, совершенно невредимый, когда же мой взгляд переместился на Джозефа, тот все так же стоял, сжимая оружие в руках. На его лице застыла бесчувственная улыбка, а на дорогом светло-коричневом костюме медленно расползалось алое пятно крови. Он стал медленно оседать на пол и, лишь тогда я осмелился обернуться. В дверях застыл Алекс. От него пахло сексом и кровью. Револьвер все еще дымился в его руке, когда я поднял на него свой полубезумный взгляд. «Он...только, что убил Джозефа?» – смутно промелькнуло в моей голове.
Недавняя картина в соседнем кабинете с яркой отчетливостью предстала перед моим внутренним взором. Боль, ярость, отчаяние – только-только утихшие, изгнанные на время из сознания другими шокирующими событиями, вновь вернулись и с удвоенной силой обрушились на меня, сметая остатки былого самообладания.
– Убирайся, – процедил я сквозь зубы. – Я не могу и не хочу тебя больше видеть. Никогда, слышишь.
Мои слова, каждое из них, било по нему, словно немилосердные удары стального бича. Но он лишь равнодушно посмотрел прямо мне в глаза.
- Как прикажете, вака, – сухо произнес он, слегка склонив голову в учтивом поклоне. Алекс развернулся на каблуках и, на ходу пряча револьвер за пояс, вышел вон из комнаты.
Я все еще слышал его гулкие шаги за дверью, но, как оказалось, то были лишь глухие удары моего собственного сердца. Сознание застилал густой туман, еще бы немного… Внезапно входная дверь распахнулась настежь, и комнату наводнили люди. Чужие люди в полицейской форме. Среди них оказался Тоширо. Он подошел прямо ко мне, встряхнув за плечи, спросил:
– Господин Маккензи, с Вами все в порядке?
– Кажется, да…
И тут я услышал хриплый голос Джозефа, костерившего на чем свет стоит и меня, и Алекса заодно. Он был ранен, однако, судя по голосу, жить будет.
Все эти события проходили словно бы сквозь меня.
– Господин Маккензи, – снова настойчивый голос вопрошал меня о чем-то, о ком-то вполне конкретном, – где Алекс?
Только тут туман в моем сознании стал постепенно рассеиваться.
– Алекс?
– Да, где Алекс, Тони? – В голосе Тоширо впервые так ясно звенели нотки неподдельного беспокойства.
Я поднял на него свой еще помутневший взгляд и дрогнувшим голосом произнес:
– Я…не знаю.
– Дьявол! – В сердцах выругался тот. Его черные глаза сверкали. – Я видел, как он вошел сюда сразу же после первого выстрела с пистолетом наголо, и тут же побежал звонить в полицию. А когда вернулся, его уже здесь не было. Тони, что ты ему сказал, что он не дождался меня?
– Я…сказал, что не хочу его видеть, и чтобы он убирался…
Тоширо на мгновение замер, до боли стиснув мои плечи и с нескрываемой злостью прошипев сквозь зубы:
– Ты идиот, Тони. Идем, необходимо догнать его, пока не стало слишком поздно.




Часть седьмая: шоко (проблеск)

Исчезну ль я
Иль буду помнить
В ином мире
Последнюю нашу встречу?

Мы сели в черную машину, припаркованную тут же, в у входа. Тоширо прыгнул за руль, а я мешком плюхнулся рядом, будучи все еще не в состоянии прийти в себя. Однако беспокойство за Алекса, не покидавшее ни на секунду, отрезвляло, заставляя собраться и сконцентрироваться.
– Что там произошло? – Холодно осведомился Тоширо, резко выворачивая руль на очередном повороте.
– Куда мы едем? – Вопросом на вопрос ответил я.
– Остановить Алекса. Кажется, я догадываюсь, куда он направился. Это единственное место, где он может совершить это.
– Совершить…это? Что?
– Сиппуку – ритуальное самоубийство, – так же спокойно произнес Тоширо, будто говоря о чем-то само собой разумеющимся.
Для меня же это было уже чересчур. Забыв обо всем на свете, даже о том, что мы в машине, и Тоширо является на данный момент ее водителем, леденея от ужала, я буквально вцепился в его руку, прокричав прямо в ухо:
– Что ты сказал?! Самоубийство?! Почему?! Зачем?!..
Машина сильно вильнула вправо. Пытаясь отцепить меня от своей руки и одновременно вразумить, Тоширо ответил, повышая голос:
– Только прошу без паники, мистер Макензи, иначе мы до места так не доедем.
Алекс четко следует традиции. Вы ведь сами прогнали его, сказали, что не хотите больше видеть. Из этого он сделал вывод, что совершил перед Вами серьезный проступок. Чтобы восстановить свою честь в Ваших глазах, он должен искупить свою вину кровью. Ведь теперь Вы его хозяин…его обожаемый хозяин… – добавил Тоширо в конце совсем тихо. Однако я практически его не слышал. «Алекс, пожалуйста, дождись нас и не совершай глупостей, ведь если ты…» – лихорадочно металась мысль в моей голове.
Эти сорок минут беспрерывного нервного напряжения и удушающего страха, граничащего с безумием, показались самыми долгими из всех трудных моментов в моей жизни. Я не заметил, как мы выехали за город, и вскоре асфальтовая дорога сменилась грунтовой. По дороге мы с Тоширо успели обменяться имеющийся у нас информацией. Это было необходимо, чтобы прояснить всю ситуацию до конца. Я рассказал ему, свидетелем чего стал, а он поведал о том, что до сего момента оставалось скрытым от меня.
Таков был план Сато, и Лекс сам изъявил желание принять в нем активное участие. Своему оябуну он так и сказал, что пойдет на все ради этого. Первоначально решили, что Алекс попробует проникнуть в стан врага, втереться к ним в доверие и начать шпионить, передавая всю необходимую информацию через Тоширо. А уже, исходя из этого, будет разрабатываться план дальнейших действий, по урезониванию зарвавшегося Асегавы. Однако все пошло наперекосяк.
До последнего момента оставалось загадкой, каким образом попадают ценные сведения о моей фирме прямиком в лапы Асегавы, ведь Марк Грей практически неотлучно прибывал подле своего оябуна. Значит, у Грея был свой человек в компании. В ходе расследования, которое люди Сато проводили с подключением полиции, выяснилось, что подставным лицом оказался никто иной как Пол, меньше всего вызывавший подозрение из-за своей давней дружбы с моим отцом и активной «помощи» с компанией мне в последнее время. Имея на руках все карты, Алекс, вооруженный пистолетом, на всякий случай, с которым управлялся не хуже катаны, вышел в открытую на Пола, и таки сумел разговорить его. Весь их разговор от начала и до конца прослушивался. Пола нужно было задержать до приезда полиции любыми способами, поэтому Лекс и пошел на этот отчаянный шаг.
Сейчас даже узнав всю правду, я не мог успокоиться. Алекс жертвовал слишком многим ради меня. Я просто этого не понял, не принял, не захотел разобраться, оттолкнул. «Идиот, какой же я идиот!» – мысленно ругал я себя.

[anahata]

– Он всегда любил это место… – Голос Тоширо прозвучал неожиданно, когда машина плавно взбиралась на крутой склон. – Будучи еще мальчиком, до своего отъезда во Францию, он очень много времени проводил здесь вместе с Сато-доно, который и учил его. Все, что Лекс знает об оружии, о кодексе чести, этические и моральные принципы, по которым живет - все это он почерпнул от нашего оябуна.
Здесь также покоится вторая жена мастера Сато, практически заменившая в детстве мальчику мать, поэтому это место в двойне ему дорого. Оно священно для него, и как нельзя кстати подходит для ритуала.
Тоширо внезапно оборвал свое повествование, остановив машину на самой вершине холма. Обернувшись ко мне, он серьезно произнес:
– Поторопись. Он должен быть сразу же за той рощицей около огромной ивы, что стоит на самом краю реки. Там же невдалеке и могила моей матери.
На миг задержавшись, я в изумлении посмотрел прямо в обсидиановые глаза этого удивительного человека и мысленно поблагодарил его за всю ту помощь, что он оказывает нам, ничего не требуя взамен. Выскочив из машины, я сорвался с места, направляясь к обрыву. Я бежал изо всех сил – дорога была каждая секунда.
Но я опоздал. Еще издали, подбегая к дереву, я увидел одинокую фигурку во всем белом, сидящую у подножия на коленях и сжимающую в руках короткий меч с белой рукоятью. Он поднял руки практически над головой и, не раздумывая ни мгновения более, направил сверкающее лезвие прямо себе в живот.
Одновременно с этим я закричал:
- Нет, Алекс! Остановись!
Не знаю, услышал ли он меня, но на долю секунды мне показалось, что его руки дрогнули, и катана вошла в живот под немного другим углом. Впрочем, это могло быть лишь обманом зрения – расстояние между нами оставалось еще слишком значительное.
Запыхавшись от долгого бега и, наконец-таки, достигнув своей цели, я подбежал прямо к нему и упал рядом с ним на колени, перехватывая следующий за колющем жестом руки, последний, окончательный, распарывающий живот из стороны в сторону.
– Лекс, нет…только не это…
Дрожащими руками я бережно положил его голову к себе на колени, все еще не веря в происходящее, коснулся рукой левого бока, того места на его теле, откуда торчала рукоять меча, и где расползалась кровь уродливым красным пятном по белой ткани. Он был еще жив, но дышал с трудом. Лицо его было мертвенно-бледным, а губы, истерзанные разбитые в кровь, губы, приобрели белесый оттенок. Он будто бы замерзал на холоде, постепенно коченея изнутри. Словно бы во сне, я вновь и вновь переживал то кошмарное видение на фестивале, с той лишь разницей, что теперь все происходило взаправду. Он угасал с каждой секундой у меня на руках.
– Алекс, черт возьми, что ты наделал?..
– Вака, – услышал я тихий, хриплый шепот в ответ. Из последних сил он протянул руку и коснулся тонкими, холодными пальцами моего лица.
– Я…выполнял Ваше приказание… Вы…сказали, что больше…не желаете…меня видеть…
– Ну что за придурок! – Я схватил его ледяную руку и, нежно коснулся ее, дрожащими губами. – Ведь я…люблю тебя.
Внезапно, его тело сотряслось. Он беззвучно смеялся, кривясь, от боли, пронзающей его с каждым новым приступом смеха. Кровь тонкой струйкой вытекла из его рта и осталась зиять уродливым шрамом на побелевшем подбородке.
– Алекс, успокойся и не двигайся больше. Все будет хорошо. Пожалуйста, поверь мне. Знаю, что я не заслужил твоего доверия. Но, черт возьми, Лекс, ты не можешь так вот просто умереть! Я не позволю тебе этого, слышишь! Это…это приказ, это мой тебе приказ, как твоего хозяина. Поэтому ты не можешь…
Я не заметил, как по моим щекам потекло что-то соленое и теплое.
– Вака, я действительно был предан Вам…как и обещал…
– Заткнись…
Он слабо улыбнулся.
– Я...люблю...тебя… Тони…
Свет, как и жизнь, из его изумрудных глаз истончаясь, утекали, словно песок сквозь пальцы с неотвратимой обреченностью. Наконец, он медленно закрыл глаза, а его голова безжизненно упала мне на колени.
Оглушенный происходящим, я смотрел на него и отказывался верить. «Он не мог… В нем было слишком много жизни, неуемной энергии и тепла. Этот мальчишка перевернул всю мою жизнь в один миг. Я действительно хотел...быть с ним, а что теперь?!» – беззвучно вопрошал я.
– Это же ведь шутка, правда?..
В немыслимом исступлении я схватил его за грудки и ощутимо встряхнул. Голова все так же безжизненно скатывалась на бок.
«Нет, нет, только не умирай! Пожалуйста, Лекс, ты не можешь…вот так запросто… Это невыносимо!»
Слезы застилали глаза, а разум окончательно помутился от горя.
– Ты лжец, Алекс, ведь ты же обещал, что будешь со мной до самого конца… – Я горько усмехнулся. – Не такой уж я и профан во французском… Но ты обманул меня... Лгунишка... Какой же ты обманщик...
Вытерев рукавом глаза, я медленно склонился над ним, чтобы в последний раз поцеловать бездыханные губы, но стоило мне только коснуться их...
Прохладный ветерок пронесся над речной излучиной, зашелестел листьями в кроне огромной ивы, коснулся, невесомым поцелуем, его волос и умчался дальше в лазуревую высь.
Я взял его на руки, стараясь быть как можно более аккуратным и в то же время действовать с максимальной быстротой. Тоширо уже довольно давно ждал меня около машины. Я явился примерно через двадцать минут с окровавленным телом Алекса на руках. На лице младшего Сато не шевельнулся ни единый мускул. Он как всегда оставался спокоен и хладнокровен в любой ситуации.
– Тоширо, скорее, необходимо отвезти его в больницу.
– Ты уверен?...
– Да.
Дорога обратно прошла в абсолютном молчании. Я сжимал в своих объятьях холодное тело Лекса, с едва теплящейся искоркой жизни внутри и молил всех богов на свете, чтобы только они помогли ему выкарабкаться.

[anahata]

***

Целых двое суток врачи боролись за его жизнь, буквально вытаскивая с того света. Его лечащий врач, рослый итальянец, все время улыбался, искренне по-доброму, уверяя нас, что все будет хорошо. Алексу очень посчастливилось, что катана не задела жизненно-важные органы, иначе все могло бы закончится весьма плачевно.
Все это время я находился в больнице и на отрез отказывался ехать в отель, даже для того, чтобы элементарно помыться и переодеться. На третьи сутки меня буквально силой вытащил из клиники Тоширо, авторитетно заявив, что от меня уже воняет, и если я немедленно не приведу себя в порядок, то он и на милю не подпустит меня к Алексу, как только тот очнется. Неохотно я все же дал себя увести. Как только мы приехали в отель, я сразу же побежал в ванную, а через пятнадцать минут уже был свеженький, как огурчик, и с нетерпением тормошил Тоширо, чтобы тот поторапливался со сборами. Однако младший Сато нарочно не спешил, собираясь в два раза медленнее, чем обычно. Потеряв остатки терпения, я лишь на минуту прилег на кровать и тут же забылся глубоким сном. Так я и проспал сутки без перерыва. Проснувшись уже под вечер следующего дня, жутко голодный и злой, накинулся на бедного Тоширо с упреками, что он не разбудил меня вовремя. Тот, вдруг, неожиданно усмехнулся лишь уголками губ и потрепал меня по волосам.
– Сегодня уже нет смысла идти в больницу, приемные часы все равно уже окончены. Вот завтра с утра и пойдем. А выспаться тебе было просто необходимо.
Я нахмурился, но делать было нечего, пришлось смириться. Уплетая остатки ужина прямо из кастрюли, я спросил:
– А кахк обхтаят дела с Погхлом и Джошефом?
– Ты бы прожевал сначала.
Он снова усмехнулся.
Запихав в рот остатки риса и проглотив их практически не разжевывая, я, наконец-то, смог нормально произнести:
– Что слышно насчет Пола и Джозефа?
– Ничего такого, что не следовало бы ожидать, после всего, что они натворили. Пол в тюрьме, и ему светит приличный срок за все махинации, а так же за попытку убийства главы компании. Джозефа поместили в психиатрическую лечебницу. У него окончательно помутился рассудок после вашего с ним разговора. Видимо, он и до этого находился на грани, а ваша встреча оказалась последней каплей.
Я немного помолчал, переваривая услышанное, и вдруг, спохватившись, поднял на младшего Сато изумленный взгляд.
– Ты сказал, что Полу назначили срок за попытку убийства, а не за само убийство. Что все это значит, Тоширо?
После последних событий как-то так само собой получилось, что мы с Тоширо перешли на неформальный язык в общении друг с другом.
– Ну, – протянул он задумчиво, погладив подбородок, как это частенько делал его отец, – я совсем забыл тебе сказать со всей этой кутерьмой. Мы разыграли смерть твоего отца, чтобы обезопасить его и отправить обратно в Америку. Останься он здесь, Пол точно бы довел свое дело до конца. Сейчас твой отец жив и здоров, находится у себя дома в Америке под присмотром твоего старшего брата и очень быстро идет на поправку.
– Так значит, Конрад знал все с самого начала? – На смену радости от новости, что отец все-таки жив, внезапно к горлу подступило глухое раздражение. – Выходит, только я не был посвящен в план. Если бы они выдали мне хоть капельку информации, то, возможно, и всего случившегося с Алексом, можно было бы избежать.
Тоширо тяжело вздохнул.
– Нет, Конраду сообщили уже после мнимых похорон, когда он должен был отправлять тело вашего отца на родину, а на деле оказалось, что отправил он живого.
– Вот засранец, и все равно ничего не сказал мне. Ну, держись, Конрад, ты у меня еще получишь на орехи. Дай только до тебя добраться! – Кипел я праведным гневом.
– Ты прав, - задумчиво промолвил Тоширо. - Нам всем следовало больше доверять друг другу. Но желание оградить близких от опасности, порой делают нас слепыми. Все мы люди и нам свойственно совершать ошибки. Кто их не совершает, тот ничему и не учиться. Главное, не допустить, чтобы они стали роковыми.
– Ладно, – ударив себя по коленям и быстро поднявшись на ноги, произнес Сато младший, – нам пора уже ехать в больницу. Ведь ты все еще хочешь увидеть Алекса? – Поддел он меня.
– Конечно! Уж тебе ли не знать, Тоширо-сан, – вернул я ему подколку.

Я не мог усидеть в машине. Все то время, пока мы ехали до больницы, я постоянно ерзал, вертелся, не знал, куда деть собственные руки от волнения. Под конец уже даже всегда спокойный и хладнокровный Тоширо не выдержал:
– Прекрати уже дергаться! Как девственница в первую брачную ночь, честное слово!
Я покраснел, точно рак, вспоминая все свои «приключения» с Алексом. Эти эпизоды были самыми смущающими в моей биографии и в то же время самыми драгоценными. Но все отошло на задний план, как только я переступил порог больницы. Лестница на второй этаж и палата под номером 18... «Будет ли это число для нас счастливым, и поможет ли оно тебе поскорее поправиться?..» – думал я. Набрав полные легкие воздуха, я сделал шаг вперед. Обычная больничная палата: белые стены и потолки; кровать в самом центре; около нее капельница и датчики, показывающие состояние организма пациента. Мой взгляд блуждал по комнате и никак не мог остановиться на самом главном в ней – на человеке, ставшим слишком дорогим, настолько, что я просто боялся взглянуть на него. Я не желал никогда больше видеть изможденное бледное лицо, с глазами, из которых уходит жизнь. Мне хватило и того раза там, в этом живописном местечке возле реки. В тот момент я думал, что сам медленно умираю вместе с ним.
– Тони… – Услышал я голос все еще хриплый, будто простуженный, и такой слабый.
Я не выдержал и кинулся к нему. Моя рука дрогнула, когда я очень бережно провел по его все еще очень бледному лбу, откидывая в сторону прядь темных волос. На меня снова смотрели его зеленые глаза, а в них танцевали знакомые огоньки жизнерадостности и веселья, разгорающиеся все ярче с каждым мгновением.
Я проглотил подступивший к горлу комок.
– Не говори…тебе еще нельзя говорить... Как же я счастлив видеть тебя…
Он слабо улыбнулся и, закрыв глаза, быстро погрузился в сон, так необходимый ему сейчас.
«Спи, теперь уже точно все будет хорошо», – подумал я с облегчением.
В палату неожиданно был допущен еще один посетитель. Он очень тихо подошел из-за спины так, что я его не заметил, полностью поглощенный созерцанием спящего Алекса.
– М-м-м, так вот ты где, Тони? А я уже всю контору оббегал в поисках тебя. И только Мей - твоя умница секретарша, смогла внятно объяснить мне, где ты.
Я вздрогнул от неожиданности и резко обернулся на голос. Это был всего лишь мой плутоватый братец Конрад.
– Веди себя тише, брат, – прошипел я. – Не забывай, где мы находимся! И потом не видишь, он спит!
– Хм, симпатичный малый? Местный?
Я стукнул себя ладонью по лбу.
– Конрад, ну нельзя быть таким невнимательным! И как только ты с компанией справляешься, ума не приложу. Это же Алекс, тот самый Алекс, который все время находился при мне и даже на «похоронах» был, мнимых, кстати, и об этом я чуть позже с тобой поговорю, но не здесь и не сейчас. Тот самый Алекс, что сидел тогда слева от меня, теперь вспомнил?
Конрад пожал плечами и нахмурил брови.
– Кхм… Извини, просто не помню.
Я глубоко вздохнул.
– Он мой любовник, Конрад.
Только теперь всю наигранную веселость брата как ветром сдуло.
– Ты это серьезно, Тони?
– Серьезней некуда, – твердо ответил я, прямо посмотрев в его незабудковые глаза.
Он совершенно опешил.
– И давно…это у вас?
Тут уже настала моя очередь улыбаться.
– С самого первого дня.
Конрад сглотнул.
– Это как?
– Мы стали любовниками как только впервые встретились в нашем же кафе. Алекс «случайно» пролил кофе на мой дорогой пиджак, с этого все и началось. Позже мы действительно влюбились друг в друга, и чтобы окончательно понять, что хотим быть вместе, прошли через многое.
В этой больнице он по моей вине… – Я опустил голову. – Но это слишком долгая история, чтобы рассказывать ее здесь.
– Ладно, то, что мне нужно было понять, я, кажется, понял… – произнес Конрад, слегка натянуто и, уже стоя около двери, вдруг лучезарно улыбнулся. – В любом случае это твоя жизнь, брат. Отец, Томас и я желаем тебе только счастья, а с кем уж ты будешь его делить: с женщиной или мужчиной – это твое личное дело.

[anahata]

Часть последняя: акебоно (рассвет)

Когда плыву я по равнине моря,
И в даль смотрю
Все волны тают
В небе голубом.

Произошло еще несколько событий, о которых я хотел бы упомянуть в завершении этой истории. По прошествии примерно недели, когда Алекс уже более или менее оправился от ранения, мог нормально говорить, сидеть и принимать пищу, в палату неожиданно пожаловал весьма значительный гость. В это время я находился подле Лекса. Теперь я практически всегда был рядом, не желая оставлять его одного ни на мгновение. Алекс даже отшучивался по этому поводу: что он совсем избалованным станет, под таким-то неусыпным вниманием. Однако он стоически сносил все мои «выкрутасы», и я невольно поражался, насколько Лекс может быть терпеливым с тем, кто ему дорог.
В этот день к нам пожаловал сам старший Сато. Вид его был на редкость непривычным, хмурым и сосредоточенным. Он едва взглянул на Алекса и почти сразу же перевел взгляд на своего сына, который оказался вместе с нами в это время в палате и тут же вытянулся по стойке смирно.
– Тоширо, – произнес он ледяным тоном, – необходимость твоего пребывания рядом с господином Маккензи отпала. Молодой господин, кажется, решил все свои проблемы и избавился от угрозы собственной жизни, поэтому ты немедленно пойдешь со мной.
– Слушаюсь, Сато-сан.
Сато старший повернулся в мою сторону и обратился на этот раз ко мне:
– Весьма надеюсь, что Вы окажетесь честным человеком и не забудете о своем долге. Срок истекает уже через месяц.
– Я не забуду, Сато-сан.
– Сато-доно… – Неожиданно подал голос Алекс и тут же осекся под тяжелым взглядом сапфировых глаз.
Сато продолжил, не отрывая взгляда от Алекса, но, произнося слова так, словно адресуя их другому слушателю.
– Этот молодой человек мертв для нас. Только так он может сохранить свою честь и достоинство.
Слова, которые могли бы окончательно сломить волю, произвели на Алекса очень странное действие. Он принял все с истинным достоинством, спокойно и безо всякого сожаления, наблюдая за тем, как навсегда скрываются за дверью два самых дорогих ему человека.
– Алекс… – Произнес я растерянно. – Если хочешь, я попробую догнать их и поговорить…
Он отрицательно покачал головой и, переведя взгляд своих изумрудных глаз, из которых только что исчезли остатки недавней боли и обиды, ободряюще улыбнулся в ответ:
– Не стоит, Тони. Все так, как и должно быть.
Выдержав короткую паузу, Алекс игриво склонил голову на бок и насмешливо продолжил:
– Теперь у меня есть только Вы, вака - мой единственный полноправный хозяин и господин, который с этого дня безраздельно владеет мной целиком и полностью.
Смущение залило мои щеки краской, и, отвернувшись, стараясь унять внутренний трепет подобных его признаний, я, по- обыкновению, проворчал:
- Алекс, я точно накажу тебя, если ты еще раз произнесешь нечто подобное.
Однако, быстро преодолев замешательство, я угрожающе двинулся к нему и, присев на краешек кровати, легко коснулся его подбородка, заглядывая в искрящиеся изумруды глаз.
– Ну, что же Вы, вака, я с нетерпением жду Вашего «наказания»
– И ты его получишь сполна, вот только выйди сперва отсюда!

[anahata]

***

Филиал в Японии пришлось закрыть. Как мы не старались, но нам так и не удалось удержаться на плаву, поэтому разумнее всего было продать компанию. И если уж быть откровенным, под конец всей этой истории у меня напрочь отпало всякое желание крутиться в сфере бизнеса. Хотелось действительно найти себя в этой жизни, свою стезю, свой собственный путь. Поэтому, поставив в известность отца и братьев, я продал свою часть фирмы за ближайший месяц, и покупатель сразу же нашелся. Ее купил Сато, он же выкупил и ту часть, которая принадлежала Джозефу, поэтому о дальнейшей судьбе нашего бывшего предприятия я особо не волновался. Сато был из числа тех немногих людей, которым я все мог доверять. После продажи фирмы я смог полностью выплатить задолжность по кредитам как якудзе, так и местным властям. При этом у меня все еще оставалась достаточно денег. Вот на них-то мы и отправились с Алексом в кругосветное путешествие по океану. Тем более мы все-таки заслужили эту поездку после всего того, что нам пришлось пережить. Лекс был просто в восторге от такого подарка, а мне доставляло огромное удовольствие снова видеть его счастливым.
Однако иногда в самые тихие лунные ночи я видел, как он в одиночестве выскальзывал на палубу корабля, на котором мы плыли, и задумчиво смотрел на Восток, туда, где осталась его страна.

– Не спится? – Я неслышно подошел к нему сзади и обнял, уткнувшись носом в жесткие волосы, с жадностью вдыхая его запах. От него пахло соленым морем и ветром.
– Немного…
Я улыбнулся.
– Так не бывает: либо спится, либо нет – третьего не дано.
Он развернулся в кольце моих рук и внимательно посмотрел мне прямо в глаза.
– Тони, знаешь, я все чаще думаю, что мы будем делать дальше, когда эта поездка закончится?
Я удивленно вскинул на него брови.
– Странно слышать от тебя такое, Лекс. Ведь тебя, как мне кажется, никогда не пугали подобные вещи... раньше.
Он улыбнулся.
– Это потому, что раньше мне практически нечего было терять, кроме собственной жизни и чести, но теперь... – Он выдержал многозначительную паузу, снова заглянув мне в глаза, – теперь, не поверишь, но я боюсь.
– Алекс, – я прижал его к себе и, наклонившись, поцеловал в висок. – Не стоит бояться того, что еще не произошло и, возможно, никогда не произойдет. Сейчас мы просто вместе делаем шаг навстречу неизвестности, а это всегда немного пугает. Наша судьба целиком и полностью в наших руках, и мы способны сделать эту реальность такой, какой захотим.
Мы молчали. Я смотрел на него, непривычно задумчивого, с сосредоточенным, даже немного хмурым выражением лица, и мне вдруг сделалось очень смешно. Было забавно наблюдать за его, можно сказать, первыми отчаянными попытками начать думать, действовать и жить не по приказу, а самостоятельно.
– Дурачок, сколько тебе лет, что ты так всего боишься? – Поддел я его, легонько стукнув по голове.
– Ай! Что ты делаешь? – Он пригнулся и, насупившись, после некоторой паузы, добавил совсем тихо:
– Двадцать восемь... Сейчас мне двадцать восемь лет.
Я замер в изумлении, переваривая услышанное только что и, натянуто улыбнувшись, произнес с наигранной беспечностью:
– Ба, да ты старше меня, Лекс!
– И что? Это что-то меняет? – Он смотрел мне прямо в глаза.
Я немного смутился.
– Нет, просто я думал, что ты младше... причем намного.
Он распрямился во весь рост и, изобразив суровое выражение лица, произнес, скрестив руки на груди:
– И насколько же ты думал я тебя младше?
Я не сдержался, уж очень хотелось его немного поводить за нос.
– Ну...первоначально я полагал, что тебе около двадцати, самое большее двадцать три, – произнес я, слегка прищурившись, с трудом скрывая улыбку, которая сама собой всплывала на лице.
Он явно обиделся.
– Неужели я выгляжу как малолетка? Тони, ты что совершенно не воспринимаешь меня всерьез!
Тут уж я не выдержал и расхохотался. Алекс отвернулся. Он действительно обиделся на меня! Смотреть на его по-детски надутые губы и сросшиеся брови на переносице было весьма забавно. В моей груди разливалось тепло, затапливая сердце нежностью.
– Ты…такой милый, что… – Я не договорил, а просто наклонился и поцеловал его в соленые губы. Алекс не был против и очень скоро уже забыл обо всем на свете, полностью отдаваясь этому приятному, щекочущему чувству, что переполняло нас обоих.
– Алекс, давай подумаем обо всех проблемах позже, когда сойдем на материк, а сейчас…неужели ты не понимаешь, что я всего лишь хочу быть с тобой?

Меняться всегда страшно, но изменения, происходящие с нами в жизни, порой бывают необходимы, чтобы иметь возможность двигаться все дальше, вперед, навстречу новому дню.

***

Сато сидел один в чайном домике, совершенно спокойный и невозмутимый после всего, что произошло, и неспешно готовил себе чай, размешивая специальной кисточкой густой зеленый настой.
Тоштро приблизился и застыл около входа, так и не решаясь переступить порог. Едва уловимая тень прошлась по лицу бывалого самурая, и он медленно поднял голову, посмотрев на своего младшего сына. Глаза цвета темного сапфира блеснули, стряхивая с уголков ресниц скопившуюся влагу.
На этом северном остове близ Хоккайдо всегда было достаточно сыро и влажно.
– Отец… – Тихо произнес Тоширо и запнулся на полуслове. Он просто не знал, что сказать.
– А-а-а, Тоши, – нарочно растягивая слова, произнес Сато, расплывшись в приветливой улыбке. Но Тоширо знал, насколько нелегко ему сейчас это давалось.
В темных глазах молодого японца, возможно впервые, тенью промелькнуло сострадание и тут же исчезло, уступая место холодной дисциплине и выдержке, к которой тот был приучен с детства.
– Тоши, проходи, садись, – пригласил его широким жестом Сато, указывая на свободное место напротив.
Сокращенным именем отец называл его очень редко и то только в далеком детстве.
Тоширо подошел ближе и, бесшумно опустившись прямо на татами, спокойно произнес:
– Почему Вы его выгнали, Сато-доно?
Пожилой японец снова посмотрел в упор на мужчину перед ним.
– Тоширо, ты ведь знаешь, какой Алекс, он ни за что не согласился бы сам, по доброй воле оставить меня; даже если бы я просил, даже если бы умолял его. Он был предан мне, и, не взирая на опасность, ввязался бы и дальше в эти никому не нужные дрязги старых, алчных до власти псов. Я не желал ему такой участи, тем более, что мы и так его почти использовали в своих целях. Жестоко использовали… Он не заслужил такого. Это чуть не стоило ему жизни. Лишь теперь я начинаю понемногу понимать, почему наш оябун так настаивает на пересмотре старых жизненных путей, которые строятся на древнем самурайском кодексе чести. Сейчас совсем другое время и другое поколение. Оно нуждается в чем-то более новом, более подходящим настоящему времени. Войны и столкновения были и будут всегда, но как показывает практика, наше обучение небезупречно.
Эти мальчишки – Тони и мой собственный внук, раскрыли мне глаза, заставили очнуться от иллюзии и взглянуть на все по-новому. Я сам очень стар, чтобы меняться, а вот Алекс… У него еще есть шанс. И если с ним рядом будет Тони, я буду спокоен за них обоих.
Сато замолчал, его взгляд устремился вдаль, туда, где за горизонт заходил пламенеющий диск солнца.
В сердце Тоширо снова что-то шевельнулось, и он, поддавшись внезапному порыву, тихо спросил:
– Воту-сан, а как же Вы?... Вы ведь… любили, Алекса. Вы так сильно были привязаны к нему, особенно после того, как мой старший брат примерно тридцать лет назад, женившись на француженке, отбыл из Японии в Европу.
Сато криво усмехнулся, пытаясь скрыть горечь в уголках губ.
– Любовь – странная штука. Люди ее очень часто путают с привязанностью, страстью, а это совершенно разные вещи. Высшая степень любви, это когда ты можешь отказаться от собственной привязанности, дав свободу дорогому тебе человеку. Пройдя испытание «жестокой любовью», ты даришь тому, кого любишь нечто бесценное – полную свободу и полноценную жизнь, возможность выбирать свой путь самостоятельно. Алекс прошел эту проверку с честью, а я…нет, Тоши, потому как все еще лелею надежду, когда-нибудь увидеть своего внука…
Тоширо долго смотрел на понурую седую голову и, вдруг, молча, очень робко и несмело накрыл своей широкой ладонью руку отца, покоящуюся на коленях, и легонько пожал. Сато посмотрел на младшего сына и, кивнув в знак благодарности, улыбнулся.



В оридже использовались стихи дзен из сборника "Десять веков поэзии Дзен - надписи на воде", под ред Солдатова А.В. , Москва ИП Солдатов А.В. 2009г., 128 стр.

[Sixth_Sun]

Кстати еще отмечу, что идея со стихами в качестве своеобразных эпиграфов к главам, а также названия глав пришлись как нельзя в тему.

[anahata]

Al Camiri, вот со вставками стихов пришлось чуть больше подумать в самом конце уже)) Но спасибо, рада, что все гладко легло)

[Альвия]

anahata Поздравляю, прочитать сейчас не получится, а жаль, но обязательно напишу тебе отзыв.С Наступающим.

[anahata]

Альвия, тебя тоже с Наступающим))) и... "поругай" меня после прочтения)))) мне это полезно)))

[Альвия]

anahata

и... "поругай" меня после прочтения)))

я постараюсь, но не обещаю...

[anahata]

Альвия, )))

[Дарине]

Очень интересно. Просто шикарные характеры, насыщенный и напряженный сюжет. Интрига сохранялась до самого конца. Мне очень понравилось...(про достоверность и обоснуй ничего сказать не могу, так как не ничего не смыслю в Японии и японцах).

[anahata]

Дарине, спасибо! Рада, что тебе понравилось)) С этим ориджем пришлось довольно много повозиться и в информационном плане тоже. Я сама интересуюсь Японией и ее культурой, но чтобы все приблизить хоть чуть -чуть к реальности пришлось раскапывать и разбирать кучу информации в ин-те и книгах о Японии, в частности о якудза их обычаях и нравах. И все же этот оридж не претендует на стопроцентную достоверность)
Но мне таки кажется, что основную мысль у меня получилось передать четко.. даже несколько мыслей)) Для чего собственно и задумывался этот рассказ)

Очень понравилось, прочитала не отрываясь. Хорошо, что все живы)